В своем интервью в мае 2003 года Вулфовиц заявил, что, хотя политика администрации определяется целым рядом факторов, «по бюрократическим соображениям мы сосредоточили внимание на одном аспекте – оружии массового уничтожения, поскольку с этим согласится каждый».[35]
Само по себе – это высокомерие в его наихудшем проявлении. Но есть и более прагматичные геополитические соображения, которые говорят в пользу свержения Саддама. Пожалуй, единственной серьезной помехой, не позволяющей Америке в полной мере быть хозяйкой собственной судьбы, является ее зависимость от импорта нефти. Саудовская Аравия оказалась ненадежной союзницей: она обеспечивает внутреннюю политическую стабильность за счет поддержки исламских экстремистов за рубежом. После событий 11 сентября продолжение подобной политики стало невозможным, и трон под саудидами закачался, как когда-то под шахом в Иране. Ирак занимает стратегическое положение, а его запасы нефти уступают только запасам Саудовской Аравии. Его оккупация и перенос туда американских военных баз из Саудовской Аравии могли бы обеспечить хорошую альтернативу саудовской нефти. Не следовало сбрасывать со счетов и еще один фактор. Мировые запасы нефти становятся все более ограниченными, и кран, запирающий иракскую нефть, раньше или позже все равно пришлось бы открыть. Однако отмена эмбарго, пока Саддам Хусейн находится у власти, была слишком опасной, поэтому его необходимо было устранить.
Еще одно важное соображение – Израиль. Многочисленные религиозные фанатики в Соединенных Штатах твердо верили в то, что возрождение Израиля – это предзнаменование апокалипсиса и второго пришествия. В дополнение к традиционному произраильскому лобби Израиль пользуется сильной поддержкой со стороны правого протестантского крыла, а это – стержень президентского электората. Поскольку апокалипсис предполагает уничтожение Израиля, последнему такие друзья вовсе ни к чему. Президент Буш, однако, должен учитывать мнение своих избирателей. Сильное военное присутствие в Ираке могло бы изменить политическую ситуацию целого региона. Это успокоило бы Израиль, ослабило бы палестинских экстремистов и заставило бы их пойти в определенной мере навстречу урегулированию на условиях, приемлемых для Израиля и его американских сторонников. Вся без исключения Европа, включая Великобританию с Тони Блэром, придавала проблеме Палестины первостепенное значение, но президент Буш хотел сначала разделаться с Ираком. Именно в этом основной источник разногласий между Соединенными Штатами и Европой, именно это привело к тому, что Америка приняла на себя обязательство (которое осталось невыполненным) заняться проблемой мира на Ближнем Востоке сразу же после войны.[36]
Нефть и Израиль – вот что, похоже, заботило администрацию больше всего при выработке политики, однако Буш и его советники помалкивали об этом при обосновании необходимости вторжения в Ирак. Никто не мог поднять эти вопросы, не рискуя услышать обвинения в непатриотизме. Президент Буш получил мандат на ведение войны против терроризма. Только ловкое объединение в единое целое вопросов терроризма и оружия массового уничтожения и спекуляция на угрозе доступа террористов к оружию массового уничтожения позволили президенту оправдать развязывание войны с Ираком. Какими бы ни были аргументы за вторжение в Ирак, у американской общественности есть все основания считать себя обманутой.
Подготовка
Надо сказать, что администрация Буша разделилась по вопросу вторжения в Ирак. «Ястребы», большая часть которых находилась в Министерстве обороны, были безоговорочно «за». У них был собственный сценарий, и они не собирались увязать в процедурах ООН, которые могли нарушить планы. В любом случае, как сторонники идеи американского превосходства, они внутренне противились любой зависимости от Организации Объединенных Наций. Государственный департамент, напротив, стремился обеспечить законность военного вмешательства. «Ястребы» взяли верх по той причине, что на их стороне были вице-президент и благосклонность президента. Резолюцию, позволяющую президенту предпринимать любые действия, которые он сочтет нужными, протащили через Конгресс при участии некоторых демократов, в частности конгрессмена Ричарда Гепхарта и сенатора Джозефа Либермана, опередив руководителей сенатского Комитета по внешней политике сенаторов Джозефа Байдена и Ричарда Лугара, которые разрабатывали более взвешенную и жесткую резолюцию.
Другие постоянные члены Совета Безопасности ООН, особенно Франция, энергично настаивали на активном участии Совета во всех делах. Несмотря на усиливающийся барабанный бой, призывающий к войне, Совету Безопасности удалось в ноябре 2002 года принять Резолюцию 1441. Она была сформулирована так, что вопрос о том, нужна ли Соединенным Штатам санкция ООН для осуществления военной акции, оставался открытым. Французы смогли убедить американцев в том, что США могут выиграть и уж точно ничего не потеряют от такой формулы. Если Саддам Хусейн нарушит резолюцию, с принятием новой не будет проблем; более того, тогда Франция примет участие в военной акции. Если он выполнит резолюцию, а Соединенные Штаты не передумают насчет войны, они смогут поступить по-своему; момент, когда США начнут действовать в обход ООН, просто оттягивался.
Резолюция предусматривала режим жесткого инспектирования и возлагала на Ирак обязанность доказывать, что у него нет оружия массового уничтожения. Игра «хороший коп/плохой коп», которую затеяли две фракции администрации Буша, пошла на пользу: она показала, насколько эффективным может быть Совет Безопасности в случае сильного американского лидерства. Если бы целью Америки действительно был контроль над иракским оружием массового уничтожения, то ее можно было бы достичь, продолжив инспекции. Однако администрация Буша стремилась совсем к другому: она вознамерилась убрать Саддама.
Инспекторы ООН не нашли свидетельств наличия оружия массового уничтожения. Как отметил Ханс Блике (исполнительный председатель Комиссии ООН по мониторингу, проверке и инспекции), Саддам проявил готовность к сотрудничеству по процессуальным вопросам, но не по существу. Саддам не представил отчета об уничтожении материалов, которыми он, по имеющимся данным, располагал. Вместе с тем, когда Блике вынес постановление о том, что некоторые классы ракет имеют радиус действия больше допустимого, иракцы подчинились предписанию на их Уничтожение. Несмотря на это, Соединенные Штаты продолжали готовиться к вторжению. Узнав об этом, президент Франции Ширак обиделся. Он направил министра иностранных дел в Совет Безопасности и пригрозил наложить вето на вторую резолюцию. Государственный секретарь Колин Пауэлл посчитал это предательством и присоединился к сторонникам жесткой линии в администрации. Оперируя сомнительными фактами, он обвинил Ирак в нарушении Резолюции 1441 ООН. Франция стала активно возражать против новой резолюции, а Соединенные Штаты решились на вторжение без санкции ООН.
Вторжение
Вторжение само по себе было блестящим с военной точки зрения. Все произошло быстрее и с меньшими потерями, чем предполагалось, даже в отсутствие Турции. К тому же после военного успеха Совет безопасности принял вторую резолюцию (1483), которая признавала оккупацию Ирака и создавала законную основу для нее. Ни Франция, где президент Ширак оказался под огнем критики за ущерб, нанесенный коммерческим интересам страны, ни Германия, которая хотела как можно быстрее восстановить отношения, не осмелились возражать. Резолюция 1483 фактически узаконила задним числом несанкционированную военную акцию, чего прежде не делала ни одна резолюция ООН. Речь в ней шла главным образом об особенностях функционирования иракской верховной власти в течение неопределенного оккупационного периода. Можно, конечно, говорить, что это выходит за рамки существующего международного законодательства, однако резолюцию нельзя считать незаконной, поскольку Совет Безопасности ООН наделен законодательной властью. Идеологи американского превосходства всегда считали, что международные отношения строятся на основе силы, а международное законодательство просто придает легитимность достигнутому с помощью силы. В случае с Ираком так и произошло.
35
Процитировано в статье: Sam Tanenhaus, «Bush's Brain Trust», Vanity Fair, July 2003, 169.
36
Разногласия между Европой и Соединенными Штатами обострялись потому, что у крайне правых в Европе преобладали антиизраильские настроения, а в Америке – произраильские. У власти же в Соединенных Штатах находились именно крайне правые.