— Бр-р-р-р! — Ева передернула плечами. — Ну, узкопленочные наворотили джунглей… Змей-то нет?
— Как же, как же! — всполошился метр. — Как же нет! Пожалуйста! Вареная змея хунцу, жареная змея хунцыг. Хунцани-хунган — змея, глотающая теленка. Пожалуйста! Все в меню! Прошу вас.
Между тем на маленькой эстраде появились музыканты. Один держал в руках плоскую коробку с тремя короткими грифами, на которых поблескивали струны, другой прижимал к губам нечто духовое: несколько разносортных гнутых трубок, расходящихся от одного мундштука. Третий был обвешан мелкими барабанами, в совокупности похожими на виноградную гроздь.
— Хуйцу-хуйган… — пробормотал Мурик, раскрыв меню и время от времени недоверчиво озирая щупленького официанта, как будто прикидывая, какой подлянки ждать. — Черт-те чем кормят, сволочи. Нужно было в «Бочку» ехать… Водка есть?
Официант закивал, залопотал, радостно улыбаясь. У этого с русским и вовсе дело было швах.
— М-да… — Мурик зачем-то вынул из керамической вазочки хризантему, понюхал и брезгливо вернул на место.
— Ой, а мне нравится! — сказала Ева. — Смотри! Red sun — триста, blue sun — триста пятьдесят!
— Это что? — спросил Мурик, тяжело всматриваясь в непонятные слова.
— Я же говорю — ты папуас. Нельзя быть таким папуасом! Red sun — красное солнце, blue sun — синее.
— Тихо, тихо… А цены-то у них в зеленых?
— Спрашиваешь!!! — ликующе воскликнула Ева. — Это тебе не «Бочка»! Сюда с полтинником не суйся!
— А это что, солнца-то эти? — недоумевал Мурик. — Блины, что ли?..
Ева фыркнула.
— Блины! Деревенщина! Наверняка не блины, а что-то экзотическое. Помнишь, в тайском ресторане? Луч с вершины горы — помнишь? Такая огромная тарелка с этим, как его… Ой, а вот еще last sea look! Поэзия!
— А это что? Пы…кор… — водил Мурик пальцем. — Двести сорок. Ни фига себе! Что за пыкор? Это не по-английски, — уверенно сказал он (Ева пожала плечами, нехотя соглашаясь). — Хоть бы картинки нарисовали. Лу…ко…кук. Какой-то лукокук. Двести двадцать. С луком, что ли?.. Му… мо-он, — выговорил Мурик. — Ё-мое! Полторы косых этот мумоон. Да они озверели! Это из чего мумоон-то этот?
— Где? Да не мумоон никакой. My moon! Опечатка. Должно быть отдельно — my moon. Моя луна, короче. Ой, как мне нравится! You are my mo-o-o-on!.. — напела она и восхищенно подтвердила: — Полторы косых! С ума сойти! Ой, Мурочка, можно, я буду эту луну? Ну, пожалуйста!
Мурик крякнул.
— Да ради бога, кукленочек, — сдержанно сказал он. — Луну так луну. А мне чего?
— Ты тоже можешь луну, — великодушно предложила Ева. — Хочешь?
— Луну? — Он пожал плечами. — Нет, ну а что это?
— Не знаю. Какая разница! Не бойся, за полторы косых плохого не дадут. Их бы уже всех постреляли, если б за такие бабки вермишель лопать. А, кисик?
— Это точно, — хмуро согласился Мурик. — Гм… Да ну ее. Мне бы мясца какого… рыбки там… Водочки.
— Ну и пожалуйста! А я — луну! You are my moon! my gold fantastic mo-o-o-o-on! — дразнясь, пропела она, а затем обратилась к официанту: Скажите, вот у вас тут в меню. My moon, что ли. Что это?
— Маймун, маймун. Обед из яня, — пояснил официант, восторженно улыбаясь и кивая. — Маненьки обед из яня.
— Из какого еще яня? — хмуро спросил Мурик. — Что за обед?
— Маймун, маймун, — терпеливо толковал официант. Он показал руками что-то в размер средней щуки. — Обед из яня, понимать? Маймун. Эге?
— Что это?
— Такая маненька плохая селовека. — Улыбка становилась все шире. — На деревня. Понимать?
— Маленький человек из деревни, — с натугой перевел Мурик. — Колхозник, что ли? Нет, я не буду.
— Нета, нета, не селовека, а такой прыг-прыг по деревня. — Официант просто выходил из себя. — Прыг, прыг. Обед из яня! — Он задрал руку и вдруг безобразно почесался, ухая и качаясь. — Понимать?
— Обезьяна! — ахнула Ева, прикладывая ладони к щекам.
— Да, да! — обрадовался тот. — Понимать! Обед из яня!
— Вареная, что ли? — скривился Мурик и сказал твердо: — Нет, все равно не буду. Я лучше рыбки какой…
— Полторы тысячи, — задумчиво проговорила Ева. — За такие-то деньги… Это тебе не антрекот.
— Это отлисно! Отлисно! — толковал официант. Глаза его блестели. — Это кусали наши сали! Понимать? Это для осень! для осень вазных людей! Целебно!
Он замолчал, с восторженной надеждой переводя взгляд с одного на другого и так переминаясь, словно готовился к бегу.
— А она в чем? — поинтересовалась Ева. — Ну, какая?