Делмар почти пробормотал последние слова, но Натаниэль услышал его. И качнул головой:
— Я сам полез вместе с тобой. Некого винить. Так получилось.
Он пристально посмотрел на замолчавшего Делмара:
— Ты поэтому в лабораториях себя загоняешь? Думаешь, в чуме тоже ты виноват?
— Без меня эпидемия не началась бы. Это чума из колоний, я думал, мы сможем найти лекарство. Но моя самонадеянность обернулась руинами. Очаг болезни рядом с первой лабораторией. Пусть Флорин ее выпустила, но это моя вина.
— Нет. Об этом тебе твоя магия не расскажет?
Делмар нахмурился. Все знали, что в Карденах сильна Древняя кровь, но говорить об этом как-то… не принято. Магию нельзя пощупать, измерить или загнать в генератор работать.
Ее нельзя покорить.
Хотя Делмар если и говорил о ней, пусть тоже неохотно, описывал, скорее, как ощущения, предчувствия. Многие вещи он просто знал, и Натаниэль не раз видел, как это знание его выручало. Отголоски Древней крови были у многих аристократов, но Кардены оставались одними из немногих, кто мог эту магию направить. Как Делмар рядом с зараженным кварталом.
— Ты знаешь, как работает магия, — ответил Делмар. — Это предчувствия, ощущения. Я не могу воздействовать на окружающий мир. Бабушка тебе не рассказывала?
— Нет. Я помню, как она брала медные пластины, которые валялись в доме и говорила, что они похожи на мёд.
Это было вполне в духе бабушки. Она всегда оставалась с одной стороны очень логичной, верившей в дело отца, в его транспортную компанию, в медь и механизмы. А с другой, пела старые песни, сравнивала металлические пластины с мёдом, который помнила с детства.
Она уплыла с дедом в колонии, когда Натаниэль был еще маленьким. Как говорил отец, эти связи оказались полезны, и не просто так именно транспорт Верленов занял главенствующее положение в империи. Бабушка с дедом там же и умерли, Натаниэль больше никогда их не видел.
Но он помнил, как бабушка напоследок потрепала его по голове и, указав на деталь в его руке, сказала, что медь всегда окропляется кровью.
Мать тогда попросила не пугать ребенка, а бабушка только усмехнулась:
— Однажды он поймет это не хуже, чем я сейчас.
В роду бабки была Древняя кровь, хотя она сама никогда не говорила о том, что обладает какими-то способностями.
Делмар задремал, склонив голову к стенке кареты. Подняв левую руку, Натаниэль разглядывал протез. Он напряг мышцы, аккумулятор щелкнул, и тросики покорно сжали механические пальцы.
Это могло бы выглядеть почти красиво.
Когда они приехали, Делмара с трудом удалось разбудить, и он привычно отправился в гостевую комнату. Натаниэль спать не хотел и устроился в гостиной, у камина. Правда, голова разболелась так сильно, что он почти упал в кресло и прикрыл глаза. Он так и сидел, не в силах сдвинуться с места, пока не услышал шорох платья. Его плеча тихонько коснулась ладонь Джессамины:
— Спишь?
— Голова. Болит.
Она ушла, а вернулась со стаканом воды, в котором было размешано какое-то лекарство:
— Выпей, станет легче.
Боль действительно отступила, свернулась где-то в висках, оставалось верить, что она действительно исчезнет.
— Спасибо, Джесс.
Она уселась в соседнее кресло, поглядывая на брата:
— Мама рассказывала, у бабушки тоже сильно болела голова, когда она предчувствовала какие-то важные события. Так говорила Древняя кровь.
Натаниэль ничего не ответил. Накануне падения дирижабля у него голова не болела. Да и перед тем, как лезть к зараженному кварталу и лишиться руки, тоже ничего подобного не было. А что уж может быть важнее.
— Я просто устал.
— Или курил слишком много опиума.
Это было куда вероятнее, но Натаниэль промолчал. И снова прикрыл глаза, чтобы не видеть взгляда Джессамины — не то чтобы сестра не одобряла… но он боялся увидеть это неодобрение.
Казалось, прошла вечность с тех пор, как всем в доме было очевидно, что Натаниэль ходил в курильню не ради опиума. Он даже готов был пожертвовать временем на свои любимые проекты. Тогда там работала прекрасная Шихонг, выдернутая из колоний и смущавшаяся при виде «молодого господина».
Он проводил с ней действительно много времени и до сих пор помнил, какими огромными казались ее глаза в отблесках свечей, как она прижималась к нему и пахла заморскими цветами. Он пропускал ее темные волосы сквозь пальцы и нашептывал милые глупости.
Натаниэль помнил, как Шихонг взглянула ему в лицо и сказала, что уходит из курильни. Она будет наложницей у одного богатого лорда, потому что он смог предложить ей большее.
Отец тогда сказал, что это к лучшему, но не стал сразу заводить разговор о женитьбе. Шло время, он умер, и у Натаниэля стали появляться причины ходить в курильню либо ради опиума, либо ради разговоров.
— Как дела на заводах?
— Всё хорошо, — ответила Джессамина. — Если ты хочешь знать подробности, я могла бы…
— Нет. Не хочу.
Она вздохнула, но не стала настаивать. Открыв глаза, Натаниэль посмотрел на сестру:
— Но я пойду завтра на бал. Если ты всё еще хочешь этого.
— О! Конечно.
Джессамина почему-то решила, что выход в свет пойдет брату на пользу. Натаниэль был с ней совершенно не согласен: он не хотел, чтобы аристократы пялились на его протез, не желал играть равнодушие. Да и танцевать ему не нравилось.
Но если Тео с Делмаром правы, и императрица собирается что-то сообщить о расследовании Комиссии, о том упавшем дирижабле, Натаниэлю стоит там быть.
Он поднял руки, чтобы потереть виски, в которых еще пульсировала боль. Резко вздрогнул, когда левого коснулся холодный металл.
Медь всегда окропляется кровью.
========== 5. ==========
Комментарий к 5.
Настала пора для куска древа: https://pp.userapi.com/c846017/v846017921/4e2aa/kRxmFaWuY4Y.jpg
Слуги называли Натаниэля не иначе как «молодым господином». Это пошло с Томаса, камердинера отца, который только так и отзывался о юном сыне лорда. Теперь отец мертв, но Нейт всё равно оставался «молодым господином».
О нем рассказывала Энни, пока заплетала волосы Джесссамине. Ловко подхватывала локоны шпильками, перекручивала и поднимала, сооружая прическу, достойную королевского дворца.
Джессамина не шевелилась. Сидела, делая маленькие вдохи — большего не позволял туго затянутый корсет, с роскошным кружевным платьем цвета чайной розы поверх.
— Молодой господин всех выгнал из ванной, — вздыхала Энни. — Заявил, ему помощь не нужна.
— Вообще-то я не одобряю сплетни, — строго сказала Джессамина.
— Ой, госпожа, да какие же это сплетни! Я знаю, вы тоже волнуетесь за молодого господина.
Энни дунула, откидывая со лба прядь волос. Она была чуть старше самой Джессамины и служила ей с тех пор, как леди была положена собственная служанка.
— Томас сказал, потом молодой господин поинтересовался, какого цвета ваше платье.
Энни заулыбалась, и Джессамина тоже не смогла сдержать улыбку: Натаниэль вовсе не обязан подбирать костюм, сочетающийся по цвету с платьем сестры, но это считалось хорошим тоном. И определенно показывало, что Нейт интересуется предстоящим балом, а не совсем замкнулся в себе.
Слуги его любили, поэтому искренне переживали, когда «молодой господин» лишился руки. Пусть им не известны детали — насколько знала Джессамина, Натаниэль даже врачу не стал говорить, где именно поранился.
Что ж, чем меньше народу в курсе, тем надежнее сохранена тайна, куда успели залезть эти двое.
Хотя Джессамина не могла не признать: она могла злиться, что брат и Делмар ввязались непонятно во что, но это было нормально и привычно. Куда страшнее оказалось, когда дверь мастерской Натаниэля оставалась запертой неделями — странно думать, что брат там не появляется.
Когда с прической было покончено, Джессамина надела колье и серьги с переливчатыми опалами, которые когда-то добыл дед в колониях. От бабки украшения перешли к матери, а теперь и к самой Джессамине. Она глянула в зеркало лишь мельком, слишком странно было видеть себя в фамильных драгоценностях хозяйки дома.