Волна, покачиваясь, стояла, и Мила пыталась за неё удержаться. Теперь это было проще - пока Милу лечили, волна постепенно остывала и превратилась в как будто свинцовую. Носить внутри себя то, за что держишься, тяжело, но свинец твёрдый и не может то и дело растворяться, как все остальное - в мельтешащее чёрное крошево. На другом конце мира - там, откуда вырастают оглушительно безмолвные волны, находился элегантный сиреневый тюбик. Волшебная помада 'Чувственная королева'. Одним небрежным махом превратившая Милу в бесчувственную Королёву, а Глебку - в застывший набор плоских глянцевых картинок.
Кажется, лишь на секунду отпустила доверчивую тёплую ладошку - на секундочку, чтобы выкрутить поблёскивающую жирным коралловую палочку, вдохнуть сладкий, праздничный аромат - и обернулась в пустоту. Оказалась одна возле косметического прилавка, в наполненном равнодушно жужжащей толпой универмаге, в центре опадающей чёрными хлопьями вселенной. Всё рухнуло, покружилось режущими горло осколками и исчезло. А Мила осталась.
После больницы выяснилось, что продажи допечаток так и идут вверх ('Благодаря вашему ужасному несчастью и, конечно же, таланту', - трагическим шепотом определила редакторша), фэнтези вообще в моде, и нужно писать дальше и больше, но ничего не получалось. Эльфы с магами слишком неблагодарны: ты даешь им жизнь и вообще всё, а они ничего для тебя не делают. Даже не могут указать дорогу домой заблудившемуся трёхлетнему ребёнку. В этом смысле они - как боги с их рисованными святыми: думают, что присутствия вполне достаточно. Просто присутствия.
Тёмыч не был ни святым, ни богом, ни, тем более, эльфом. Он поприсутствовал ещё немного и решил свить себе новое гнездо. Но почему-то в старых стенах. Первое время Мила каждый день приезжала к своему бывшему дому и сидела под окнами на скамье, не спуская глаз со знакомого до боли подъезда. И думала о том, что нужно было одевать Глебку в красное. Тогда в размеренно вращающейся тёмной воронке, в которую превратился мир, она бы сразу его увидела. А ещё нужно было купить собаку. Большую пыхтящую овчарку с влажными карими глазами. Она нашла бы Глебку по следу, потому что любила бы его больше всех на свете. Собаки, в отличие от эльфов, людей и богов, любят по-настоящему и разлюбливать совсем не умеют. И господи, господи-господи, если бы только он вернулся, она никогда бы, никогда на него больше не сердилась. Должно быть, Мила проговаривала это вслух, потому что кто-нибудь тут же появлялся рядом и что-то объяснял. Иногда это оказывалась милиция. Потом - знакомый полковник Тёмыча Михаил. Он отвозил Милу домой и, кажется, оставался на ночь. Всё было такое размытое... Трудно.
Однажды из бывшего Милиного подъезда вышла девушка. Она плакала и просила больше не приходить. Обещала непременно отдать Глебку Миле, когда тот вернётся. И случилось что-то странное... Наверное, опять плохое, потому что ночью Мила проснулась от боли. Левая щека распухла, и ныли руки. Поверх старых ожогов на ладони сочились свежие порезы, запястья украшали синяки, при свете ночника казавшиеся абсолютно чёрными. Мила поняла, что снова побывала в крутящейся воронке, и немного расстроилась. Из кухни доносилось два голоса: Тёмыча и Михаила. Мила прислушалась и решила, что больше к своему старому дому не пойдет.
***
Мила не сказала маме, с чем приезжала. Ужасно странно... Но суетливые морщинистые руки, исподтишка бросаемые оценивающие взгляды, нарочито жизнерадостный голос, - они сочились такой фальшью, что даже три ложки запрещённого сахара не сделали маленькую чашечку чая сладкой. Хотя, может быть, горечь - от новых Милиных таблеток. Эта фальшь отбила охоту делиться с мамой своей последней тайной: её бог вовсе не глухой. И сегодня утром Мила поставила две свечки: за упокой и за здравие. Пару месяцев назад позвонил Михаил, продиктовал адрес. Час по городу, два - в холодной замусоренной электричке, и вот Мила в одном из кабинетов детского приёмника-распределителя.
На прикрученной к полу банкетке сидел эльф. Налысо обритая голова, оттопыренные острые уши. Слишком тщедушное для восьмилетнего ребёнка тело. Ещё бы! Ведь этот эльф - наверное, тёмный, настоящая нечисть. Потому и глаза у него не ясные, голубые, а серые и усталые. До конца притвориться Глебкой он так и не смог. Главное - заполучить его домой, а там она поймет, можно ли вернуть сына, вытащить его из этой коварной злокозненной твари. Иначе как он её узнает? Ведь он заперт глубоко внутри...
С Милой долго разговаривали какие-то люди, то и дело поминая господина Королёва и Михаила. Она подписывала бумаги, отсчитывала купюры. Мир сломался, но деньги по-прежнему умели творить чудеса. По дороге на вокзал зашла в незнакомую 'Охоту и рыбалку', купила удобный туристический топорик. На всякий случай. Кто знает, как сработает эльфийская магия... А потом копила таблетки, каждый раз откладывая по три из шести. Эльф уже жил в соседнем районе, и его, наконец, можно было взять себе. Ненадолго - всего на несколько часов. Но разве этого мало, чтобы отдаться клубящейся чёрным воронке и вырвать у жестоких богов своего единственного ребёнка? Разве недостаточно?
март 2009