Никифоров — выдающийся учёный, изучавший сибирскую язву на протяжении всей своей карьеры, — заявил, что согласен с ней. Но откуда она взялась? Бургасов заявил, что источником было заражённое мясо из деревни, находящейся в пятнадцати километрах от города. Никто больше не решался говорить откровенно. Никто не знал наверняка, и неопределённость была пугающей.
Жителям Чкаловского района сообщили: нужно внимательно следить, чтобы им не попалось заражённое мясо. Началась массовая вакцинация; согласно записям Ильенко, в следующие несколько дней прививки получили 42065 человек. Были распространены большие листовки, датированные 18 апреля и призывавшие людей не покупать мясо у частных торговцев, следить за симптомами сибирской язвы (головная боль, лихорадка, озноб и кашель, затем боли в животе и высокая температура) и не забивать животных без разрешения.[7] Местные пожарные бригады отмывали здания и деревья, милиция отстреливала бродячих собак, а немощёные улицы спешно покрывали асфальтом.
Двадцатого апреля Ильенко записала: «358 человек заболело. 45 — умерло. 214 — в больнице № 40». От неё не требовали сдать записи, и она хранила их дома. Сорок пять умерших в больнице — это далеко не все жертвы; в целом от сибирской язвы погибло более шестидесяти человек.
Ветер постоянно дул в одном направлении, и он пронёс споры к югу от Свердловска-19, на керамический завод, где работало 2180 человек. Главный инженер Владлен Краев был на работе, когда началась вспышка болезни. Краев вспоминал, что на заводе был установлен большой вентилятор: он засасывал наружный воздух, закачивал его в печи и позволял проветривать помещение. В течение нескольких недель умерло восемнадцать человек. В целом кризис продолжался семь недель — дольше, чем можно было ожидать, учитывая, что инкубационный период сибирской язвы составлял, согласно учебникам того времени, от двух до семи дней.[8]
Гринберг вспоминал, что Никифоров принял необычное решение: приказал вскрывать все трупы, несмотря на то, что постановление правительства запрещало вскрывать тела жертв сибирской язвы, чтобы бактерии не могли распространяться. Гринберг и Абрамова работали допоздна, и со временем они начали вести собственные записи на карточках. Иногда они оставляли себе копии официальных отчётов. «Никто не проверял», — вспоминала Абрамова. Однажды к ним пришёл начальник регионального отдела здравоохранения и настоятельно порекомендовал «не особенно об этом распространяться и не обсуждать по телефону».
Они провели сорок два вскрытия и обнаружили, что сибирская язва поражала лёгкие и лимфатические узлы. Гринберг говорил, что, по его подозрениям, болезнь передавалась через дыхательные пути, но твёрдой уверенности у него не было: «Возможно, это было так, однако мы не знали наверняка, да и не так уж много мы об этом говорили. Честно сказать, мы очень устали, это была тяжёлая работа, и у нас — у меня, к примеру, — было чувство, что мы работаем в военных условиях. Нас кормили, приносили нам еду в центр в больнице № 40. Там было огромное количество хлорки. Каждый день проводили дезинфекцию. После рабочей смены мы каждый день ехали домой на трамвае, и люди отшатывались — так от нас несло хлоркой. Помню, к концу второй недели мы стали задумываться о том, чтобы оставить себе этот материал, сохранить его для изучения». И хотя это было запрещено, Гринберг убедил своего друга-фотографа тайно отснять результаты вскрытий на цветную гэдээровскую плёнку. Абрамова также сохранила образцы тканей.
В мае, когда напряжённость пошла на убыль, Никифоров собрал всех, кто работал в больнице, и объявил: источником сибирской язвы было заражённое мясо. Но втайне от других он попросил Абрамову продолжать расследование. Никифоров вёл двойную игру. Он был чиновником и должен был демонстрировать свою лояльность. Тем не менее он попросил патологоанатомов спрятать и сохранить свои материалы. Позднее он умер от сердечного приступа. «Мы уверены, что он знал правду», — говорил Гринберг.[9]
Но советские граждане и остальной мир её не знали.
II. Ночной дозор ядерной войны
Пересменка началась в семь часов вечера 26 сентября 1983 года. Подполковник Станислав Петров прибыл в Серпухов-15 — сверхсекретный командный пункт раннего оповещения о ракетном нападении, расположенный к югу от Москвы. Командный пункт получал сигналы от спутников. Петров переоделся в мягкую униформу космических войск СССР. В течение следующего часа он вместе с дюжиной других специалистов задавал вопросы уходящей смене. Затем его люди выстроились в две шеренги и доложили Петрову о готовности к дежурству. Началась двенадцатичасовая смена.[10]
8
Интервью, взятое автором у Владлена Краева в ноябре 1998 г. Позднее стало ясно, что инкубационный период мог быть значительно дольше.
9
Через несколько месяцев после эпидемии сотрудники КГБ обыскали больницу № 40. Абрамова спрятала никак не помеченные образцы высоко на шкафу, и их не нашли.
10
Интервью, взятые автором у Станислава Петрова в январе 1999 г., 22 января 2006 г. и 29 мая 2007 г.