Наёмник сглотнул, и тихо пополз в кромешной темноте по незнакомой каюте. "Глупо. А что делать?" - мелькнула мысль у него в голове. Но выбора особо не было, и встречаться лицом к лицу с обладателем этого вроде бы безобидного голоса ему очень не хотелось. Салливан, если отвлечься от тяги к разглагольствованиям, азартным играм и взрывам, был очень осторожным и предусмотрительным человеком. По крайней мере, так о себе думал он сам, особенно получая очередной перелом или вывих челюсти от благодарных соратников. Или, что хуже, от неблагодарных игроков, слушателей и соучастников его забав. "О, какое счастье, что те, кого разнесло в клочья, не могут встать и попытаться набить мне морду!" - Салливан остановился, врезавшись лбом во что-то массивное и металлическое. Ему показалось, что звон и искры, полетевшие из его глаз, разнеслись по всей каюте.
- Я? - старик заперхал, едва не подавившись от клекотавшего в его груди смеха. Взрывник, пытаясь разобраться в светящихся пятнах, которые плавали в глазах, почти представил себе этого мерзкого, высохшего и полностью облысевшего старикана с пигментными пятнами на коже, большим зобом и запавшими глубоко в череп глазами, слезящимися и красными от лопнувших сосудов.
Когда Лука услышал следующие слова своего невидимого собеседника, то едва не испачкал свои штаны изнутри. Произнесённые совершенно другим человеком - высоким, мощным, полным дикой силы и энергии зрелым мужчиной - они вызывали явственное желание вскочить, и, разбивая в кровь пальцы, или сдирая ногти, процарапать себе путь наружу из каюты. Настолько этот голос был насыщен яростью и кровью.
- Я, человечишка? - презрения в тоне невидимого собеседника Салливана хватило бы для непрерывного снабжения всего Конклава Инквизиции в течение полугода. Ещё и осталось бы. - Я здесь хозяин. И не тебе, червяк, ползающий в пыли, задавать мне вопросы. Спрашиваю тебя в последний раз: кто? Ты? Такой?
Лука почувствовал, как металлическая колонна, или что-то на неё сильно похожее, внезапно дрогнула и подалась вперёд, отжимая его руки, и сдвигая наёмника, как будто он не весил ничего. Подошвы ботинок и защитные щитки на коленях и локтях заскрипели по шершавому металлу пола, и им вторил громкий скрип и гудение мощнейшей гидравлики. Уж эти-то звуки работавший с магосом Селеной взрывник мог определить где угодно. Так мог бы звучать грузовой подъёмник в шлюзе, или вилки погрузчика боеприпасов на орудийной палубе. Сервиторы-заряжающие поднимали полутонные снаряды примерно с таким шумом.
Руки иногда думают быстрее головы. Салливан сдёрнул колпачок с небольшого цилиндрика, торчавшего из нашитого кармашка жилетки, и резко провёл зажигательной головкой по шершавому полу, молясь на чистом матерном готике, чтобы осветительный патрон сработал, не отсырел и не протух. Яркий огненный шар, вспыхнувший синеватым светом, и выхвативший из плотной вязкой темноты непонятные предметы обстановки, из-за колыхания теней выглядевшие загадочно и незнакомо, отлетел в одну сторону. Салливан - в другую. Гудение приводов силовой брони перекрыл дикий вопль наёмника, срывающийся на визг, и уходящий в ультразвук.
Выросший перед ним во всю свою трёхметровую высоту конструкт поражал. Если на то, чтобы пробиться взглядом через переплетение шипов, орнаментов и зарослей кустистой колючей проволоки, требовалось какое-то время, пусть и небольшое, то потом сознание могло свести воедино все образы, и моментально послать панический сигнал по нервам. Тяжёлые, мощные колонны ног, собранные из керамита и полированного чёрного адамантия, у коленных суставов раздавались вширь, разрастаясь иглами шипов. Внизу тонкие, они увеличивались в размерах с высотой, чтобы снова сойти почти на нет у исполинских сегментарных наплечников, обезображенных чудовищными лицами, казалось, навечно заключёнными в металле. На груди шипы расступались, обрамляя пучками переплетённых тёмных проводников и проволоки с режущими пластинками сочащееся отвратительной желтоватой жижей гнездо, свитое из металла и плоти. Свернувшееся в нём небольшое тело, перевитое трубками и экзоскелетными вставками, могло принадлежать кому-то из Механикус. Об этом прямо говорило обилие имплантов и аугментики, обезобразившее старческие руки и верхнюю часть туловища. Изо рта спящего текла поблёскивавшая нить слюны, сверкавшая, словно алмаз, а визор из десятка разнокалиберных окуляров, заменявший несчастному глаза, был тускл и мёртв, лишённый свойственного подобным устройствам слуг Омниссии блеска и свечения.
Салливан перевёл взгляд выше, с немалым трудом отвлёкшись от притягательной отвратительности старика, полностью соответствовавшего сложившемуся в голове наёмника образу. Ужас, пронзивший всё тело Луки, и парализовавший его волю и мышцы, кроме лёгких и голосовых связок, усилился и достиг своего крещендо, когда взрывник посмотрел в чудовищное лицо древнего, как предательство, Космодесантника Хаоса. Когда-то прекрасная маска из полированного золота, изображавшая лицо своего владельца до трансформации тела, сейчас походила на кровожадный слепок со статуи древнего бога разрушения и боли, вырезанный в заброшенном храме, построенном ещё в Тёмные Века. На гладком лбу остро блестела коловшая сознание восьмиконечная звезда, которую всегда использовали культисты, поклонявшиеся Губительным Силам.
Ощетинившиеся десятками стволов руки, вздувшиеся металлической плотью доспеха, с хрустом поднялись, нацеливаясь на неожиданно заткнувшегося наёмника. Салливан чувствовал, как по его ногам течёт что-то горячее, но не испытывал стыда. В такой ситуации любой бы сделал так же, кроме совершенных отморозков вроде Хасселя или Зейдлица. Но их тут не было.
Лука, словно пиктер, поставленный на непрерывную съёмку, фиксировал в памяти яркие картинки, состоящие из тягучей тьмы каюты, яркого сияния осветительного патрона, гротескного переплетения устройств и приводов механического тела Железного Воина, мелкой дрожи адепта Культа Механикус, вросшего в торс проклятого космодесантника и летящего под ноги этому взрывного устройства, собранного незадолго до этого. Салливан, рывком освободившись от паралича, упал, скребя скрюченными пальцами по металлическим плитам пола, и, оттолкнувшись, на четвереньках побежал к спасительному овалу двери, которая как раз тогда повернулась на петлях.
- Да пошёл ты в Очко Хаоса, сраный ублюдок!!! - выдал Лука, чувствуя всеми нервами своей задницы, что спасение близко.
Сбив с ног опасливо заглянувшего в каюту вооружённого болтером человека в рваном комбинезоне палубного матроса, взрывник увернулся от града выстрелов, прилетевших сзади, и с хриплым воем нырнул в оказавшуюся очень кстати дыру технологического хода. Разъярённый взрывом Железный Воин продолжал стрельбу, разнёсшую в мелкую кровавую пыль тело своего раба, но Салливан уже не видел этого, удирая по причудливо изгибавшемуся ходу, и нещадно ударяясь о всевозможные выступы головой.
Такие знакомые и родные переходы и коридоры судна в один миг перестали казаться таковыми, едва он покинул закуток медицинской комнаты и начал свою охоту. Какие-то минуты назад, когда они разговаривали, ему казалось, что найти беглый труп в корабле - пара пустяков. Теперь же, осторожно заглядывая в каждую дверь и каждый закуток, Ландау уже так не думал.
На самом деле он размышлял о словах Эйзерхарда, который, кажется, явно что-то заподозрил в поведении своего друга, но сказать открыто не решался в силу своего природного стеснения и излишней неуверенности в правоте, пока она не подкреплена целым ворохом доказательств. Увлечение Мона юриспруденцией теперь сыграло на руку Генри. Пока Эйзерхард не будет уверен в том, что Генри вкладывает в работу чуть больше личного, чем должен, он будет молчать. Редкие подколки и случайные, попадающие в точку фразы не в счёт. Как и хитрые взгляды вкупе с лихо закрученными усами наёмника.