Оба её ножа, повинуясь ярости и гневу, выплеснувшимся в ответ на увиденное, вонзились в сочленения брони десантника, повредив резервуар. Мутная жидкость, начавшая стекать оттуда, полилась под ноги, сделав пол вонючим и скользким. Исполин пошатнулся, рывком вырвал из себя оружие Райт и отбросил его в сторону. В руках инквизитора уже блеснула чистым сиянием глефа, у которой, казалось, начала светиться даже изящная рукоять. Вырезанные на ней узоры и руны сплелись в единую молитву, ограждающую владельца от влияния хаоса и скверны. Рисунки, на которые бросил взгляд десантник, заставили его отвести взгляд и взреветь снова, отшатываясь назад. Райт нанесла удар, но не достигла цели. Псайкерский дар натолкнулся на мощный щит, возникший вокруг десантника и потрескивавший переливами разноцветных всполохов, отражающих уколы глефы. Райт разозлилась. Руки стали скользкими от пота, по лицу стекала кровь вперемешку с грязью и тем же потом.
В какой-то момент десантник, позволив Райт вымотаться достаточно, ударил её наотмашь, отшвырнув в сторону. Он хотел добить инквизитора, сгребая её своими ручищами, но оказавшаяся в ладони глефа сама удлинила лезвия, остриём угодив в глазную линзу десантника. Та хрустнула, распадаясь, и адепт хаоса отбросил Райт в стену, повернувшись и скрывшись за поворотом.
Кадианцы и Ландау добивали оставленных на произвол судьбы приспешников исполина в золочёной маске, когда Энн пыталась подняться на ноги и хотя бы вздохнуть.
Генри выпустил последний заряд из обоймы в голову завалившегося на спину конструкта, в котором человеческим оставалось только натянутое на уродливый металлический череп лицо, и кусок заскорузлой плоти разлетелся брызгами расплавленного железа и мутной жижи. "Вот что значит, мать его в Трон, потерять лицо", - пришла в голову наёмника мысль, вызвавшая короткий смешок. Ландау перезарядил стаббер, отметив, что осталось всего три особых обоймы, и обернулся назад.
Райт, привалившаяся к искорёженной стене, тяжело дышала, и выглядела бледной. Но инквизитор отмахнулась от рванувшегося было к ней наёмника, жестом показав, что всё в порядке. Генри всё же подошёл к мадам, и помог ей принять вертикальное положение.
- Пока они не оправились, надо искать Салливана, - хрипло выдохнула Райт, восстановив сбитое ударом об стену дыхание. Словно в подтверждение, вдалеке грохнул взрыв, отдавшийся короткой судорогой в корпусе древнего ковчега.
- Думаю, они не скоро придут в себя, мадам, - Ландау щёлкнул затвором оружия, и указал рукой по направлению, откуда донёсся звук разрыва. - А Салливан недалеко. Попробую вызывать его по воксу, может, он вытащил его оттуда, куда обычно суёт.
Лука выглянул между сваренных как попало двух листов металла, и быстро спрятался обратно. Пока что ему удавалось на шаг опережать своих преследователей, завывающих от ненависти при каждом новом взрыве. Но следовало отдышаться. "И подготовить подарки для тех детишек, что вели себя в этом году плохо... - подумал он, хихикая и раскрывая большой мешок из грубой ткани. - Очень, очень плохо! Отвратительно себя вели технопровидцы и палубные матросы... Потому самые мутированные получат по заряду"
Салливан, мотая время от времени головой, чтобы сбить с короткой чёлки капли пота, смешанного с гарью, быстро собирал взрывные устройства, почти не задумываясь над тем, что именно делают его руки. В его сознании, поплывшем от обилия взрывов и дымящегося мяса разорванных тел, всё смешалось, и, чтобы окончательно не поехать и без того прохудившейся крышей, наёмник обратился к старому доброму детству, в котором был только один светлый проблеск - Рождество Императора. Праздник приобрёл отвратительные черты кровавого пиршества Кхорна, но Лука не замечал этого, убеждая себя, что подарки нужны всем, и никто не уйдёт обиженным.
Он уже почти забыл, где наткнулся на небольшой, но плотно забитый запылёнными брусками древней взрывчатки склад. Наёмник тогда испытал ощущение, сравнимое с переживаниями крысы, провалившейся в продуктовое хранилище, доверху забитое деликатесами и сладостями, и утащил бы всё, но не смог. Пришлось выбирать самое лучшее.
Теперь из загнанной в угол жертвы Салливан стал охотником. Он устанавливал растяжки, минировал проходы, создавал целые каскады из разлетающихся пламенем бомб, обращавших целые галереи и части палуб в море огня. Преследовавшие его чудовища, лишь отдалённо напоминавшие людей, гибли десятками, а те, кто сохранил человекоподобие, опасались соваться в те отсеки, где прошёл Лука.
"И совершенно верно опасаетесь, - облизнул потрескавшиеся губы взрывник, туго закручивая металлический колпачок детонатора до щелчка, показывающего, что следующее движение пальцев станет последним в жизни. - Я вам устрою сожжение Просперо, клянусь... Отомщу за все унижения". Салливан пожалел, что рядом нет Ландау и Мона. Хоть он и ненавидел порой своих сослуживцев, но они были для него своеобразной семьёй. Родные, словно братья, и столь же нелюбимые. Перед которыми стоит лишний раз подтвердить своё превосходство и талант.
Очередной взгляд в щель заставил его напрячься и собрать разложенные игрушки. Снаряжённые бомбы отправились в карманы на жилетке и штанах, полуфабрикаты - в мешок, а сам взрывник споро проскользнул в узкую щель между металлическими балками, едва не оставив на одной из них клок шкуры с плеча. В освещённом остатками панелей коридоре, местами покрытом металлическим мхом, появились тёмные силуэты высоких широкоплечих мутантов. Их когтистые ноги громко лязгали по настилу, а руки, заканчивающиеся жерлами стволов, двигались из стороны в сторону, следуя за взглядом.
Лука уже сталкивался с такими уродами, и едва уцелел, вынеся драгоценную мудрость из краткого боя: чем сильнее искажения тела, тем опасней противник. С тех пор тем, кто обладал наибольшим числом благословений варпа и тёмного знания, доставались самые большие заряды с наименьшим временем задержки взрывателя.
- Стойте... ещё немного, - прошептал он, натягивая тонкую металлическую ниточку, лежащую на полу по направлению к тому месту, где топтались искажённые порчей. Наконец, они заступили за невидимую черту, после которой Салливан дёрнул нить. - Сдохните в муках, суки!
И замер, наслаждаясь тем, как медленные волны прекраснейшего и светлейшего пламени, оставляя тёмные пятна на сетчатке, охватили фигуры противника, слизывая плоть с костей и разрывая стволы встроенных в тело орудий. Ярость взрыва сверхновой сверкнула в разуме Луки, замыкая те самые контакты и нервные связи, которые редко могли затронуть даже женщины и азартные игры. Большего наслаждения, чем от огня и смерти, он никогда не испытывал. "И не хочу испытывать, - Салливан гулко сглотнул, ощущая себя опустошённым. - Это так... прекрасно".
По его лицу скатилась большая мутная слеза, и взрывник судорожно вздохнул.
Ковчег едва заметно содрогнулся, и Лука почувствовал долгую мелкую вибрацию, прокатившуюся по его набору корпуса.
- Салливан, ответь, мудак сраный, - наушник вокса, о котором Лука совсем забыл в своих странствиях по хитросплетениям кишок древнего корабля, ожил. И что самое страшное, заговорил голосом Ландау. Желудок Салливана скрутило судорогой от разнонаправленных чувств, от радости до ожидания выволочки.