Теперь проводник понимал, что вовсе не чудо вывело его из города пятнадцать лет назад живым и невредимым. Даже не надетый на лицо, Окуляр хранил владельца от губительного колдовства, отгоняя прочь жадные белые щупальца.
Ноги сделали ещё несколько шагов, погружаясь в глубины смерти, куда, как думал проводник, уже пятнадцать лет не ступала нога человека. Все эти годы он ошибался, как, собственно, и те, кто считал невозможным попадание в саму Турту, в то время один местный гид водил по мёртвым кварталам очередную группу клиентов.
Белая завитная трава и кусты мялись под ногами, но возвращались на место, едва чужеродная материя продвигалась дальше. Ветви деревьев раздвигались в стороны, всё так же неощутимо проскальзывая по лицу и рукам.
Проходя мимо развалившейся повозки с доспехами, Линсон склонился над останками голема, сунул руку в рассыпающийся металл головы и извлёк наружу небольшой, легко поместившийся в ладони черепок. Алмейтор был прав — душу никто не украл, все эти годы она лежала на своём месте. Сунув черепок в карман, проводник двинулся дальше.
Ворота Капитолия были чуть приоткрыты, и Линсон проскользнул в щель, опасаясь, что отсчитавшие не одно тысячелетие створки рассыплются от лёгкого прикосновения. Не ему, вору и аферисту, портить архитектурные памятники.
Внутри его встретил огромный атриум, уходящий ввысь до самого купола. Всё пространство пересекали полупрозрачные ветви, мешая как следует разглядеть помещение, но убранство Капитолия мало чем отличалось от привычных картин мёртвой столицы. Рассыпавшиеся колонны, обвалившиеся балконы и балюстрады, скелеты закованных в латы гвардейцев и пышно разодетых аристократов, серость и пыль.
В центре зала, размещённая на трёхфутовом деревянном фундаменте, располагалась странная прозрачная полусфера размером с небольшой дом. Из неё-то, пробив стекло, и вырастал толстый, в несколько обхватов ствол главного древа. Спиральный, словно сплетённый из нескольких стволов поменьше, он устремлялся под своды купола и дальше — ввысь.
Пожалуй, ангелам будет интересно узнать, что исполинский нар'силен в центре столицы растёт не из-под земли, а вот из этой сферы неясного назначения. Ангелам, но не Линсону. В Капитолий он пришёл не за тайной происхождения ангельской Порчи, а за фигурой в капюшоне, силуэт которой чернел в ореоле белого света, испускаемого гигантским призрачным деревом.
Линсон направился к незнакомцу, разглядывая его по мере приближения. Человек стоял спиной к проводнику, голову его закрывал капюшон, и определить личность не представлялось возможным.
Если это и правда бывший член банды Линсона, то кто из «пиявок» это мог быть? Явно не Перри — фигура не женская. И не Торес, если здоровяк за годы не похудел от голодухи. Вил или Арамео?
Проводник остановился в десяти шагах.
«Ну же, скажи что-нибудь. Ты меня сюда заманил, тебе и начинать разговор».
— Я не узнаю тебя, — произнёс человек, продолжая любоваться ослепительной белизной ствола. — Рисковать своей шкурой, залезая в порчу, когда дома ждут несметные богатства и безбедная старость. Случись с тобой что, кто будет высиживать те мешки с золотом, которые ты так бережно копил все эти годы? — Фигура наконец соизволила обернуться и посмотреть на собеседника. — Тебя, случайно, не подменили, Марей?
Лицо по-прежнему скрывала тень капюшона, но Линсон хорошо знал этот едкий голос, язвительную манеру речи и привычку обращаться по фамилии.
— Вил… — вымолвил он.
Теперь живых «пиявок» в этом мире стало как минимум двое.
Глава 13
Вилле Корсон был вторым после Арамео мозговым центром банды, и, по мнению Линсона, в его случае звание «пиявка» было полностью заслуженным. Несмотря на суровость уличной жизни, даже у воров имелись базовые понятия и чести и совести; у Вила же отродясь не было ни того, ни другого. Подлый, хитрый, беспринципный — странно, как ему вообще удалось прижиться в банде будущих «пиявок». Наверное, Арамео видел в нём своего рода противовес собственным добродетелям, напоминание о том, что суровая жизнь требует суровых поступков, если не хочешь встретить новое утро трупом в канаве.
Когда главарь предлагал оглушить и обобрать жертву, Вилле убеждал не оставлять свидетелей. Когда Арамео забирал из домов лишь часть денег, оставляя хозяевам на пропитание, Корсон выносил всё подчистую и по возможности уничтожал то, что нельзя украсть. Когда Марсия сломала ногу, поскользнувшись на льду, именно он закатил скандал, не позволив тратить на калеку драгоценную еду. Марсия отправилась попрошайничать, а к весне скончалась от голода. А убегая с Дарвиком от стражи, Вилле поставил ему подножку, чтобы отвлечь солдат и спастись самому. Дарвику отрубили руку, и по настоянию всё того же Вила бедняга разделил судьбу Марсии.
Но Линсон не мог отрицать очевидного: превосходя в своей мерзости даже навозных жуков, Вилле Корсон оставался верен «пиявкам» и ни разу не предал ни Арамео, ни остальных членов банды, а также являлся автором нескольких весьма удачных планов и неоднократно вытаскивал банду из, казалось, безнадёжных ситуаций.
Линсон ничуть не расстроился, похоронив Корсона двадцать лет назад вместе с остальными беспризорниками, и ничуть не обрадовался, увидев его живым. Может, оно и к лучшему, подумал проводник. Воскрешение этого члена банды не заставляло сердце надрывно биться, и разговаривать с ним будет легче, чем если бы из-под капюшона он услышал голос лучшего друга.
Хотелось броситься на старого напарника и потребовать объяснений. «Где Арамео?! Где Перри, Торес?! Они тоже живы?! Отвечай, не молчи!» И своим волнением лишь раззадорить его — тогда уж точно не дождёшься ни одного внятного ответа. Будет говорить загадками, увиливать от вопросов и наслаждаться каждой секундой этого действа. Таким был Вилле, и самим богам было бы не под силу изменить его гадкую натуру. Придётся взять себя в руки, запастись терпением и вытягивать информацию по крупицам.
Глаза постепенно привыкали к свету, позволяя разглядеть детали одежды Корсона. Обычная, ничем не примечательная походная куртка и узкие штаны. Такие подойдут и для дальнего пути по пыльным дорогам, и для тёмных делишек под покровом ночи.
— И как ты смог сюда пройти? — первым делом спросил Линсон, начав с самого очевидного.
— А что, есть много вариантов? — ответил Вил вопросом на вопрос, вальяжно облокотившись на стекло за спиной.
Ещё один Окуляр?
— Может, уже перестанешь прятать свою рожу? Не такая уж она уродливая. Или, — Линсон обвёл руками помещение, — боишься, что за нами могут подглядывать?
Обдумав слова собеседника, Вил счёл его доводы вполне разумными и откинул капюшон. Да, это был всё тот же Вилле Корсон, разве что повзрослевший на пятнадцать лет. И на лице у него, подтверждая догадку Линсона, крепился волшебный Окуляр, на вид неотличимый от его собственного. Похоже, Алмейтор опоздал со своей затеей о воссоздании устройства — артефакт уже давно существовал в нескольких экземплярах.
— Где ты его взял? — спросил Линсон, кивая на устройство.
— Разве не там же, где и ты? Я думал, раз уж ты обзавёлся этой штукой, то должен знать, откуда они берутся.
— Что, тоже попался на дороге, пока ты уносил ноги от стражника? — честно сказал Линсон, не видя причин секретничать перед старым напарником.
— Ах да, я совсем забыл. Ведь в тот судьбоносный день у тебя нашлись дела поважнее, чем помогать своим друзьям. Напомни, где ты тогда пропадал?
— Искал для тебя лекарство от склероза, — съязвил Линсон. — Мы повздорили с Арамео, вот я и не хотел, чтобы он мельтешил перед глазами.
— И точно! Теперь вспомнил. А не поделили вы, если я не ошибаюсь… нашу прелестную Перри.
Линсон стыдливо отвёл взгляд. Со змеиного языка Вила слетала чистая правда.
В то время у рукастого воришки было много друзей, но лучшим и самым дорогим из них был, без сомнений, Арамео Флаус, сын казнённого за мошенничество городского казначея. У отправившегося на плаху Харгия Флауса не нашлось друзей, готовых взять под опеку восьмилетнего юнца, и после ареста имущества парнишка оказался на улице.