— Какова картинка Дантова ада? — восхитился художник Захаржевский. — Если рискнем спуститься, боюсь увидеть корчащихся в кипятке великих грешников!
— Да, грех их действительно велик, — отозвался Званцев. — Не использовать даровую энергию природной тепловой станции!
— А вы все о том же, неисправимый инженер. А еще поэт! — с упреком произнес Львов.
Художник покачал головой.
Спустились в долину и, выйдя из машины, переходили от одного пышущего жаром фонтана к другому.
Захаржевский пытался рисовать, но бумага намокала.
— Как в сауне, — фыркнул Дементьев.
— И правда! — подхватил Аверкин. — Еще бы веничек, да молоденькую банщицу. А что? В Финляндии мужики с бабами вместе моются.
— В снег тебя надо головой, ежели после сауны, — заметил Дементьев. — А в общей бане финка тебя наверняка кипятком бы ошпарила.
— Я бы только одним глазком.
— Вот за этот самый взгляд у них и положено — кипятком, — заверил Дементьев.
— Якорь вам в глотку, ребята! — вмешался Кавторанг. — Думаете, не видно, что шутней своей вы только прикрываете в коленках дрожь на чертовой дорожке.
— Ну это ты загнул, моряк сухой, — урезонил его полковник Власов. — Здесь понимать начинаешь, где б ты ни встретил красоту, везде она — Природы дочь.
“И в шахматах тоже!”, — подумал Званцев и невольно стал мысленно переносить окружающие гейзеры на шахматную доску.
Складывалась обещающая схема этюда, но до законченной позиции было куда дальше, чем от Камчатки до Владивостока, куда путники прилетели этим же вечером.
Вдвоем со Львовым сидя на пляже, под плеск океанской волны, смотрели они на звездное небо.
Званцев лег на спину и, заложив руки за голову, словно читал вслух написанное между созвездий:
— “В таинственный мир космоса, в беспредельный простор миллионов световых лет, к сверкающим центрам атомного кипения материи, к звездам живущим и рождающимся, гигантским и карликовым, двойным, белым, желтым, голубым, ослепительным или черным, в мир феерических комет и задумчивых лун, планет, цветущих или обледенелых, в бездонный космос, мир миров, стремится уже не только взглядом человек!”
— Что вы читаете, Александр Петрович!? Это же стихи! — воскликнул поэт.
— Какие же это стихи? Стихи у Ломоносова:
— Званцев прочел оду Ломоносова так, как она была написана без буквы ё. — Это не стихи, а начало моей статьи в газете “Правда”.
— Любопытная статья.
— Должно быть, так же думал и один лейтенантик Военно-воздушных сил, проходивший службу на Севере. Вырезал он статью из газеты и себе на стол под стекло положил.
— В Космос молодца потянуло?
— Притянуло. Гагарин это был. Не знал я этого, когда на Шаболовке в Телецентре с ним встретился.
— Расскажите.
— Я тогда по желанию Председателя теле-радио комитета Месяцева вместе со знаменитой балериной Ольгой Лепешинской вел в эфире “Эстафету новостей”, которая потом превратилась в программу “Время”, и увидел Гагарина, любезничавшего с одной из дикторш. А они успехом огромным пользовались и пачки писем с предложением выйти замуж получали. Я спросил Гагарина:
— Хотите, Юрий Алексеевич, я вам ваш портрет десятитысячелетней давности покажу?
У него брови на лоб полезли, а она взглянула на меня со смесью удивления с возмущением.
— Я достал из портфеля, — продолжал Званцев, — толстую книгу на французском языке крупного археолога Анри Лота. Раскрыл заложенную страницу. А на ней — фотография древнего наскального изображения с плоскогорья Тассили близ Сахары. На ней скупо, но ясно изображен человек, вроде как, в скафандре с герметическим шлемом. Не то современный водолаз, не то космонавт. Анри Лот назвал его “Великий бог марсиан”.
— Похоже? — спросил я.
— И похоже, и непохоже, — ответил Гагарин.
— Так и должно было быть! Ведь изображенный здесь скафандр и ваш сделаны в разных тысячелетиях и на разных планетах.
— Хотелось бы так думать, — подтвердил первый космонавт Земли.
— Тогда оставьте мне на этой книжной фотографии свой автограф.
— Охотно, — согласился он и поставил свою подпись, но не канцелярскую закорючку, а четко написанное слово “Гагарин”. И я храню теперь эту книгу Анри Лота, как бесценную реликвию.
— Почему же вы не взяли ее с собой? Что же вы не рассказываете пограничникам о таком живом человеке, и глиняного божка показываете?