— В войну я дезертиром бы не стал, кто б не ждал меня дома!
— Он так же поступил, как солдат Космоса, и дезертиром, как вы вспомнили, не стал.
— А как она? Слез лужу пролила и за другого вышла?
— О нет! У нее совсем иной характер. Чем слезы лить, отчаянно решилась сама Время оседлать.
— Так кто же ей “коня” такого подведет?
— Конь этот — “Парадокс времени”.
— А это что за зверь? И ходит под седлом?
— Всем, кто мыслит по шаблону, кажется невероятным, что для тех, кто летит в Космосе со субсветовою скоростью, время сокращается. Оставшийся на Земле близкий человек стареет, а улетевший — остается молодым.
— Свежо предание, но…
— Вот так же думают и почтенные ретрограды. Но космолетчики, вслед за Гагариным, Леоновым и Терешковой, больше года жить будут на орбитальной станции, облетать Землю со скоростью, по сравнению со световой (300 000 км/сек), ничтожной (11,2 км/сек), но в конце полета все ж увидят, что их наручные часы отстали от земных на 14 минут. И станут они на целых четверть часа моложе сверстников. Когда ж корабль по скорости приблизится к световой, то сутки на нем станут равными земному году.
— Да как же это может быть?
— Это следует из “принципа относительности”. Представьте: вы на перроне друга провожали, и поезд двинулся. Ваш друг по вагону весь коридор назад прошел, прощально вам махая. И был все время рядом, хотя и не стоял, как вы, а ехал в поезде. Чему же удивляться, если вместо поезда космолет уносит друга со световой скоростью и время его растянулось. Нормально сутки прожил он на корабле, ничего не замечая. А для вас на Земле минул целый год! Эйнштейн математически это показал и привел формулы, как изменится длина, масса и время корабля при столь огромных скоростях.
— Коль это так, то в разлуке чем поможет?
— Допустим, улетит возлюбленный к планете, что отстоит на двадцать световых лет. То есть свет или тело, летящее со скоростью света, пройдет это расстояние за 20 земных лет. На разгон без превышения привычного ускорения земной тяжести понадобится год, и еще год — на торможение. И столько же при возвращении, да год на изучение планеты. Все по земному исчислению. А мы с вами уже знаем, что по корабельному времени, когда он летит со субсветовой скоростью, земной год для космонавта промелькнет за сутки. И сквозь основную бездну космонавт пролетит не за двадцать лет, на которые здесь постареем мы, а наш герой, прожив в полете в общей сложности пять лет, домой вернется только возмужав. Возлюбленную же свою застанет старушкой семидесяти пяти лет. И отнестись к ней мог бы, как к своей бабушке.
— И впрямь ей впору было б внуков заиметь, его ровесников.
— Да, это было б так, если б не Великая Любовь.
— Да чем она поможет? Вдове, что не меньше любила мужа, дано лишь убиваться на его могиле.
— Да, зная, что он никогда не вернется.
— Да молодому лучше не вертаться к ней, старухе!
— Но есть средство не стать старухой!
— Тут без колдовства не обойтись, а я в него не верю.
— Герой наш дьявола не вызывал, а сохранил себя за счет необычайной скорости полета.
— Неужто героиня ваша тоже полетела?
— Опять вы отгадали, Петр Григорьевич, мой сюжетный ход. С вами в шахматы опасно играть.
— Шахматы не шахматы, а в шашки я играл неплохо. Она же как? За ним, что ль следом верхом на “Парадоксе” поскакала?
— В другую сторону, к более дальней, чем Рела, планете Этане в Созвездии Близнецов.
— Мои ребята это созвездие своим считают. Но как она решилась на такое?
— Сила любви. И моя Вилена вместо того, чтоб стать знаменитой пианисткой, как ей пророчили, прошла курс звездной школы, чтоб “парадокс времени” послужил бы ей.
— Ужели в Космосе такой большой уж выбор? Куда не полети, на чудеса наткнешься.
— И в этом вы правы, Петр Григорьевич. Бесспорно, во Вселенной мы не одиноки. В ней великое множество миров, вполне пригодных для развития жизни и появления разумян.
— Вроде нас что ли? Иль поумнее? Не убивают за то, что другие молятся не так, или богаче тебя живут?
— Высший разум, несомненно, гуманен, но что встретят наши космонавты? Если жизнь, то какую?
— Наверно, на людей похожих, а то какими еще им быть? Творец Адама создавал по образу и подобию своему, быть может, не в одном земном Эдеме, а на других планетах тоже.
— Не обязательно подобных людям. Ведь, кроме нас, людей, носителями разума на Земле можно счесть дельфинов. У них своя есть речь, они добры, гуманны, не раз людей спасали и даже корабли, как лоцманы, проводили меж опасных рифов. И у нас есть чудеса Природы, когда прожорливая гусеница, окуклившись, становится прелестной бабочкой, которая и служит продолжению рода. Такое чудо не только свойство насекомых. Морское животное аксолотль из вида земноводных, проходит те же превращения. Карел Чапек наделил разумом в своем романе земноводных саламандр. Так почему б героям нашим не встретить на планете Реле “разумных” аксолотлей, а на другой людей, искусственно бессмертных протостарцев в тупике цивилизации? Все это надо показать, как будто там я побывал и сам все видел.