— И этот слабовольный король выиграл у Ришелье Кампанеллу? Идея, столь же блестящая, как и бредовая.
— Думаю, что не он.
— И кто же?
— Скорее всего, Сирано де Бержерак.
— Ну, знаете, Саша! Вы наделяете своего героя сказочными чертами. То он стоит во главе французских партизан во Второй мировой войне, спустя почти четыреста лет после кончины, то делаете его шахматным гроссмейстером.
— Это нисколько не менее вероятно, чем победа его сразу над ста противниками, в чем никто не сомневается. Очень может быть, что эта невероятная победа и была той партией, которую выиграл Сирано у Ришелье.
— Интересно. Как вы представляете читателям эту сказочную личность, которая ко всему прочему была еще и поэтом? Небось, пришлось вам воспользоваться стихами Ростана, написанными им за Сирано.
— Нет, он сам написал их… правда, моею рукой, и не Роксане, а совсем другой ослепительной женщине.
— Это при его-то несуразном носе? Ну, ну, любопытно, что вы там написали на спиритическом сеансе, общаясь с его духом? Я готов послушать отрывки вашей рукописи.
— Я рисую этот образ через его поэзию. Послушайте “с жару” написанный им “ сонет”.
— Позвольте, Саша, мне ответить эпиграммой на вашего Героя:
Написано “С пылу с жару”, слов нет. Но что-то я не вижу обычных для тех времен сравнений ни с ангелом небесным, ни с Афродитой и двумя другими богинями, о чьей красоте должен был судить Парис.
— Сирано был вольнодумцем и влюбленным безумцем, уверенный, что ни одна богиня или ангел не могут быть выше, совершеннее его возлюбленной. И в отличие от современников, не сравнивал свой идеал с мифическими божествами.
— Ну и ну! В каком мире страстей вы живете, друг мой. Завидую вам черной завистью.
— Разве вы не живете жизнью своих героев?
— Не в такой степени, чтобы, воплотясь в них, писать за них стихи, требующие вызова пожарной команды.
Званцев пожал плечами и сказал:
— Но трагедий за кардинала Ришелье я не писал.
— Ладно, читайте, что вами, а не Ришелье, написано.
— Должен вам кое-что объяснить, Владим, чтобы вы поняли меня.
— Чтобы понял, откуда ноги растут? Ну-ну!
— Чтобы увидеть, как волшебно перерождаются люди. По этому поводу я написал стишки:
— Философский трактат в четырех строчках. Вы заразились от своего героя. Но это уже по моей части, готов слушать, что бы вы там еще ни написали.
— Я должен предварить чтение воспоминанием об обычном вечернем разговоре писателей в гостиной Дома творчества в Малеевке.
— Спасибо Серафимовичу, который безвозмездно передал свое имение Литературному фонду при его создании в прошлом веке.
— Вы знаете, Владим, как “именитые” собираются вечерами поговорить… ни о чем? Отдыхают.
— Ну, как ни о чем? О погоде, кто на бильярде выиграл. Кто у кого жену увел…
— Я рискнул их развлечь, и рассказал о своем замысле написать ”об энергетической трубе до неба”.
— Проще было, сняв брюки, сесть в муравейник.
И я услышал от одного из корифеев такую сентенцию: “Молодой, по сравнению с нами, человек! Вам, кому мы симпатизируем, пора понять, что писатель — это живописец. Он живописует жизнь, как она есть, проникая вглубь людской психологии, и не имеет права подменять это Вавилонской башней или трубой, хотя бы поднебесной. Читатель не хочет таких псевдовысот. Жизнь до краев полна неразделенной любовью, супружеской неверностью, ошибками, даже преступлениями, нарушениями заповедей Господних, словом, всем тем, что вокруг нас происходит, а не тем, что, будто бы, может произойти. Писатель — не инженер немыслимых конструкций, а инженер человеческих душ. Пишите о душах человеческих, а не о выдуманных ситуациях, все равно, из будущего или из прошлого. И мы за то, чтобы наши ведущие журналы отказались в принципе от подобных публикаций, от кого бы они ни исходили”.