Выбрать главу

— Прискорбно, — вздохнул капитан. — А я, признаться, ударяю больше по другой части.

— Господа! — вмешался прыткий маркиз, смакуя свои будущие рассказы о происшедшем. — Поскольку дело разрешилось миром, то и указ короля можно считать ненарушенным, что я и предлагаю отметить, за мой счет, разумеется, в лучшем трактире Латинского квартала. Согласны ли бывшие противники?

— У солдат таких вещей не спрашивают, — отозвался капитан и разразился заразительным хохотом, похожим на лай престарелого пса.

Из-за раннего часа маркиз поднял трактирщика с постели, и тот обслуживал нежданных гостей в ночном колпаке, не желая упустить изрядной выручки.

Подвыпивший капитан стал умолять Сирано научить его своему волшебному приему, вполголоса добавив:

— Если вы не получили это ценой, о которой не говорят даже шепотом.

— Охотно научу вас, барон, если вы мне дадите слово дворянина, что будете с его помощью лишь разоружать противников, не нанося им ранений.

— За такой прием готов пообещать постричься хоть в монахи или пойти евнухом в гарем турецкого султана, предварительно повышибав шпаги у десятка-другого чистоплюев в кружевах! — пьяным голосом пообещал капитан и полез обниматься с былым своим противником. — Я в своей жизни проиграл только два боя! Тебе, молодой мой друг, и… как бы ты думал? Девчонке! — И он захихикал. — Но какой! В кастраты к Папе можно пойти! Не девчонка — факел! Об нее можно было обжечься! Вот я и обжегся. Испугался за свое здоровье, как сегодня, когда ты пощекотал меня у сердца острием шпаги. Словом, каюсь, струсил первый раз в жизни! С тобой второй! — И он снова захохотал своим необычным хохотом”.

— Все это любопытно любителю романов Вальтер Скотта или Дюма, — выслушав отрывок, сказал Платонов. — Но я не вижу обещанного преображения.

— Оно зеркально тому, которое мы видим в нашей жизни, и началось оно с сонета Томмазо Кампанеллы, который я перевел с итальянского.

— Вы и на это решились, беспутный человек? Впрочем, читайте, чтобы мне иметь основание для вызова санитаров со смирительной рубашкой.

— Вы все шутите, а я всерьез прочту оригинальное творение одного из первых утопистов Европы. И вы скажете, что в нем не так.

— Валяйте.

И Званцев прочел:

О СУЩНОСТИ ВСЕХ ЗОЛ Я в мир пришёл порок развеять в прах, Яд себялюбья всех змеиных злее. Я знаю край, где Зло ступить не смеет, Где Мощь, Любовь и Разум сменят Страх.
Пусть зреет мысль философов в умах. Пусть Истина людьми так овладеет, Чтоб не осталось на Земле злодеев И ждал их полный неизбежный крах.
Мор, голод, войны, суеверие, Блуд, подлость судей, произвол. Невежества отвратные то перья. Пусть безоружен, слаб и даже гол,
Но против Мрака восстаю теперь я, Власть Зла сразить Мечтой я в мир пришёл.

— Да, сущность Зла показана. А все семьдесят лет нашей с вами жизни были торжеством Зла, прикрытого этим сонетом.

— Наконец-то вы заговорили серьезно. Так же серьезно воспринял его и мой Сирано. И ответил своим сонетом, посвященным Кампанелле, отметив им поворот в своей жизни.

ФИЛОСОФУ   СОЛНЦА История страны — поток убийств Во имя короля иль Бога. Велик лишь тот, кто совестью не чист И золота награбил много.
Добра искатель ходит в чудаках. Мыслителям грозят кострами. Ползи, лижи — не будешь в дураках, Найдёшь благословенье в храме.
Но Солнца свет — не в темноте ночей! Откроем ум и сердце людям И мириадами живых свечей Единым пламенем мы будем.
Мир станет общим. Каждый — побратим. Мне — ничего, а всё, что есть — другим.

— Последние две строчки, Владим, вы уже отвергли. Но это не обескуражило бы моего героя, который решил вызволить Кампанеллу из тридцатилетнего заточения, использовав вызов к кардиналу Ришелье. Правда, вызван он был к нему для расправы с неуемным дуэлянтом, нарушающим указ короля. Но он рассчитывал выиграть предстоящую словесную дуэль у самого кардинала.

— Да какие шансы имел ваш самонадеянный юнец против первого интеллигента Франции, облеченного неограниченной властью? — возмутился Владим.

— Я и сам не знал, во что выльется их встреча. Я только свел два характера. Они действовали сами.