— Таня! Нина! Худо… — и рухнул на ковер.
Испуганные жена и дочь, приехавшая с Урала погостить к отцу, вбежали в кабинет.
Таня тотчас достала из ящика стола “пожарные средства” — люминал и клофелин, передала Нине:
— Положи ему в рот. От эпилепсии и высокого давления.
Нина, склонясь к отцу, пыталась удержать ходившую ходуном его левую руку, приговаривая:
— Ничего, ничего… Сейчас пройдет…
А он уже ничего не слышал и не воспринимал.
Женщины попробовали переложить его на диван, но это оказалось им не под силу.
— Позову кого-нибудь на помощь и вызову “скорую”, — решила Таня.
Позвонила по 03. Ей показалось, что ее бесконечно долго расспрашивают кто и почему вызывает и кто такой потерпевший, и сколько ему лет. Повесив трубку, она высунулась из окна и закричала:
— Алеша, Алеша! Скорей на помощь!..
Алеша Аграновский, сын известного писателя и журналиста, молодой ученый, подъехал на машине пообедать у матери, жившей в этом же подъезде, не поднялся, а взлетел на второй этаж и вбежал в открытую дверь.
Через минуту Званцев общими усилиями был уложен на диван, но в сознание не приходил. На губах его выступила пена.
— Это все от перегрузки. Себя и меня не жалеет. Мало того, что неистово работает, стоя за пишущей машинкой. Принимает посетителей со всего света, — жаловалась Таня.
— Да вижу, — отозвалась Нина, — на чистой раме Лукьянцевской Галактики прибавилось автографов. Шаляпин, конечно, сын Федора Ивановича, художник из Нью-Йорка, космонавт Береговой и какой-то Томас из Австралии.
— Это Томашевский, уфолог. Итальянец Пинотти тоже уфолог. Больше 200 автографов. И каждый требовал умственного и нервного напряжения. Ну что же “скорая” не едет?
Но Званцев ничего не воспринимал и не пришел в себя, даже когда приехала скорая помощь и ему сделали укол противосудорожного средства и второй для снижения артериального давления.
— И давно это у него? — спросил доктор, пока фельдшер звонил по телефону, получая новое направление.
— После фронтовой контузии, — пояснила Таня. — Он инвалид Великой Отечественной. Писатель.
— Ну, ничего! Петр Первый, без контузии “падучей” страдал. Наполеон тоже ни разу в своих шестидесяти выигранных сражениях ранен не был, а в судорогах корчился, писатель же Флобер тем более. И все они после припадка брались за дело с удвоенной энергией. Положите ему грелку на место укола, чтобы магнезия рассосалась. Она болезненна.
Но Званцев ничего не чувствовал. Не ощущал ни боли, ни заботы любящих женщин, хлопотавших около него.
Ему показалось только, что к дивану подошел Береговой, бодрый, веселый.
— А я явился к вам для исцеления, — шутливо представился он, — и доложить, что командир звездолета Бережной к звездному рейсу готов. Прощаться “навечно” не будем, а скажем “До скорого свидания”.
— И вы уверены в таком возможном свидании?
— А как же! Я все, как положено, выяснил. Когда я у нас о “парадоксах времени” заикнулся, меня на смех подняли. “Ты что, Тимофеевич, — говорят, — тысячу лет прожить хочешь? Богу относительности поклоняешься? Вот и скажи, когда два звездолета разлетаются, каждый со световой скоростью, какая относительная скорость у них будет?” “Как какая? — отвечаю, — Двойная.” “И еще спроси советчика своего как объяснить по Эйнштейну такую нелепицу: “Когда мы тебя в звездный рейс провожаем, ты молодым вернешься, а нас, если застанешь, то дряхлыми стариками. А если по принципу относительности посчитать, что не ты от нас, а мы от тебя на космическом корабле “Земля” со световой скоростью улетаем, то в “Земном корабле” молодыми-то мы должны остаться, а дряхлым, вроде, ты со звездолета сойдешь. Как у крокодила — от хвоста до головы семь аршин, а от головы до хвоста двенадцать! Абсурд, не правда ли? А это в самом принципе относительности заложено. Вот и спроси — как так? Ответить нечего!”
— Нет, почему же? Если спросите, ответ найдется, — продолжая лежать, произнес Званцев, хотя вразумительного ответа в литературе не было.
— Раз вы Бережного в командиры звездолета произвели, то Береговому знать надо: брать ему барьер световой скорости или не брать? И что мне в Звездном сказать?
— Тайна нуля здесь зарыта. Сейчас вместе ее раскопаем.
— Тайна нуля? Это уже интересно. Но я, признаться, штурвалом лучше владею, чем высшей математикой.
— И не надо. Чтобы понять суть явления, достаточно самых элементарных знаний.