И в этот миг произошло нечто более невероятное, чем его демонстрация. Виктор всю жизнь будет этим гордится. Профессор, видавший виды у хирургического стола, привыкнув особенно беречь сердце пациента, вдруг увидел, что невежда в медицине обращается с бесценным органом, как с отбивной котлетой! Без всяких медицинских предосторожностей, вместо хирургических инструментов, пользуясь вязальной спицей! Было отчего потерять сознание. И обморок свалил профессор. Ладно, директор-тяжеловес был рядом и подхватил его, а Виктор, довольный таким результатом, поспешил уступить ему свой стул.
Догадливая кассирша, наблюдая за сценой из-за кулис, поднесла стакан воды. А Виктор спустился в зал и прошелся по проходу между рядами, чтобы все видели торчащую из груди, шевелящуюся спицу.
Зал сотрясался от аплодисментов.
Профессор продолжал сидеть на сцене и недоуменно рассматривал врученный ему рентгеновский снимок.
Но он нашелся и сказал, обращаясь к залу:
— Возможно, это станет новым методом лечения сердца, если удастся подать лекарственный препарат через полую иглу прямо в миокард. Хирургам предстоит овладеть искусством вводить иглу в грудную клетку. И каждый раз идти на риск. Такой врач будет подобен саперу, который ошибается только раз…
— Я ж говорил что энтот скажет пошто и как, — повторил свои слова седоусый сталевар.
Виктор не поднялся на сцену, а сел на место вскочившего брата и с удовольствием слушал хирурга.
— Никак сродственники? — спросил седоусый.
— Братья, — ответил Виктор, осторожно вынув спицу из грудной клетки.
Сталевар внимательно посмотрел на обнаженную грудь соседа. На ней не было ни ранки, ни кровинки, только темное пятнышко там, куда входила спица. Потом потянулся за ней:
— А ну, покажь.
Виктор охотно передал ему свое “примитивое орудие”.
— Вот то-то… — глубокомысленно произнес сталевар, убедившись, что спица простая, не трубчатая, когда одна половина входит в другую. И добавил: — Я и говорю, что лицом схожи…
Директор спустился в зал по скрипнувшим под ним ступеням и передал Виктору рубашку.
Тот, одеваясь, познакомил его с братом.
Аплодисменты в зале не смолкали.
И только теперь в зал вернулась Валя. При ней директор клуба говорил:
— У нас никогда еще не было такого успешного вечера. Я рад, что на нем присутствовал москвич. Слава по всему городу пройдет. Мы непременно повторим сеанс. Я закажу огромный плакат с пронзенным сердцем. Правда, Виктор Петрович?
— Второго вечера не будет, — твердо ответил тот, глядя на жену.
— Да ты что? Сдурел, Петрович? После такого успеха? Подобных оваций у нас ни певцы, ни балерины не снимали.
— Я слово дал никогда больше не прокалывать себе сердце. А я слово держу.
— Я знаю, оно у тебя каменное. Не пьешь, ни куришь. В детстве несмышленышем бездумно слово дал. А теперь нарушить боязно, как бы не пожалеть, что столько времени не пил…
— Не пожалею.
— Ну, не себя, больных сердцем пожалей. Ведь доктор что сказал? Лекарство через спицу в сердце можно подавать. Ведь это ж революция в медицине! — и тихим басом пропел, — “Вихри враждебные веют над нами… На баррикады! На баррикады! Ретроградам нет пощады!” А ты хочешь с баррикады сойти!
— С баррикад никогда бы не сошел, хоть такого слова не давал.
— С тобой не сговоришься. А просил у меня вечер для показательной классической борьбы…
— В таком вечере ты сам заинтересован. Бороться со мной будешь.
— Так мы же разных весовых категорий.
— Это не помешает моим броскам. С тобой они еще красивей будут. Я новый прием брату показал. Он тоже ведь боролся.
— Нет, друг-Петрович, с тобой бороться не хочу. Вот поучиться у тебя — другое дело.
— Какой же ты борец, когда, не выйдя на ковер, уж в туалет бежишь.
— Не побегу. Но все равно, в ближайшие дни мне вечера не выкроить.
— А ты подумай. Я бы хотел при брате…
— Вас обоих приглашаю И вас также, — обратился он к Вале, — на вечер замечательного певца. Такого и в Москве не услышишь. Мозжухин! Бас! Брат знаменитого киноактера немого кино. Уезжает за границу. И проездом к нам заглянет. А как поет! А как поет!
— И ты слыхал?
— “Наш дядька видал, как наш барин едал. Дюже сладко…“
— Ладно. Мы с женой и братом придем. Он ведь музыкант.
— Вот он оценит. Не хуже твоих бросков.