Жак Вале присоединился к ней, и Званцеву ничего не оставалось как поддержать своих гостей. Смеялся и переводчик, восторженно шепнув Званцеву:
— И философский спор превратился в милую шутку. Так умеют делать только французы.
Журналистка, спрятала магнитофон в дамскую сумку, взглянула на часы и ахнула:
— Боже мой! Так поздно! И зачем самолеты у вас вылетают так рано и в Париж и в Петрозаводск?.
— Я же вызвался отвезти вас, — напомнил Званцев.
— Ну что вы, милый рыцарь! Мы дойдем пешком, — запротестовала парижанка. — Схватим такси.
— У вас слишком высокие каблуки.
— Вы мастер находить аргументы.
— Я — мастер шахматной композиции.
— Вся наша встреча — чудесная композиция о параллельных мирах, — заключила журналистка.
Званцев отвез гостей в отель “Националь”. Николай сошел по дороге. Писатель помог французам выйти из машины и даже вошел с ними в вестибюль. Хотел уходить, но парижанка вдруг заговорила на чистом русском языке:
— Подождите, друзья! У меня родилась идея. Николая нет, и я раскрываю из-за нее свое инкогнито. Я — графиня Хвостова или просто Катя, но истинная парижанка до мозга косточек. А вы должны при мне дать слово, что каждый напишет книгу о параллельных мирах и подарит мне, в память о сегодняшней встрече. На более трогательную надпись объявляю конкурс. Пусть вас не удивляет мой профессиональный прием. Интервью с переводчиком производит большее впечатление.
Подошел Валле, взяв у портье только один ключ:
— Идьет, Саша? Будьем написать? — тоже по-русски сказал он, протягивая Званцеву руку.
— Каждый в своем жанре, — уточнил писатель, обмениваясь с американским ученым рукопожатием.
Уходя под руку с Жаком, графиня Катя обернулась и ласково кивнула Званцеву.
Мы бездну поняли Вселенной,
Нам дали жуткие видны.
Но неизвестно даже всем нам
На что способны сами мы.
Неля Алексеевна, бравшая на себя заботу о финансировании задуманного ими со Званцевым фильма, пришла к нему вконец расстроенная.
— Выделение средств на нашу картину отложено на неопределенный срок, — упавшим голосом сообщила она.
— Важно, милая Неля, не терять бодрости и не идти ко дну. Мне придется дописывать звездную эпопею, а вам — поступать сообразно обстоятельствам.
— Вот и приходится мириться с продажей с публичного торга, — с горечью ответила Неля.
— Что вы имеете в виду?
— Кто заказывает музыку, тот и танцует. Ставишь не тот фильм, что душу захватил, а за что заплатят. А я не могу остаться без работы. Мне надо жалованье режиссера высшей категории получать.
— И кто же вас берется субсидировать?
— Некий периферийный “Институт человека”, смахивающий, скажу вам по секрету, едва ли не на религиозную секту. Заказывают фильм о Порфирии Иванове, который ходил зимой и летом босиком в шортах, сам не замерзал, и всех лечил холодом.
— Порфирий Кондратьевич! — оживился Званцев, — Я знал его и встречался с ним. Он называл себя “учителем”, и когда приезжал в Москву, звонил мне.
— Расскажите о нем. Помогите увлечься им.
— Это был единственный человек, имевший в войну две охранных грамоты — от Гитлера и от Сталина.
— Вот как? Как это могло быть?
— Он сам рассказывал мне, что был шахтером в Донбассе, пока не обнаружил в себе после какого-то заболевания способность не замерзать без одежды, а также дар экстрасенса. Придумал и опробовал на себе систему лечения всяких болезней холодом.
— Что же он заставлял больных голышами, как он сам, людей на заснеженных улицах пугать?
— Нет. Но рекомендовал всем ледяной душ и босиком по снегу ходить. Мной он заинтересовался потому что я, независимо от него, по утрам беру холодный душ, делаю гимнастику, а в юности победил хроническую ангину открытой грудью в сибирские морозы, правда, босиком по снегу не ходил.
— Это что-то вроде моржей. Но те, как известно, болеют и порой не выздоравливают. А он-то помог кому-либо?
— Еще бы! Охранные грамоты не даром заслужил. Деревню близ Ростова, где он жил, оккупировали гитлеровцы. В городе заболел генерал, сам фон Паулюс, впоследствии фельдмаршал. В его штабе узнали про местного чародея Порфирия Иванова, и послали за ним мотоциклиста с коляской. И тот решил разоблачить голого русского колдуна, спасти от него генерала и прокатить обманщика по морозу с ветерком, когда никакой человек не выдержит. А целитель сидел обнаженный в коляске, как ни в чем ни бывало, и, применив свой “варварский” метод, поставил на ноги рискнувшего довериться ему немецкого генерала, чего не могли добиться армейские врачи. Фон Паулюс выхлопотал ему у фюрера охранную грамоту.