— К сожалению, наш экономический кризис, может быть, более глубок, чем у европейских банкиров, помешал изданию моей книги.
— Не падайте духом, друг Александро. Я рассчитываю сделать вам подарок, который вручат вам до моего следующего приезда. А сейчас приехавшие со мной синьоры из телевидения заснимут нас с вами для новогодней передачи, и обязательно с вашими драгоценными статуэтками, на которые смотрю с нескрываемой завистью коллекционера. Ведь никто в мире не обладает такой коллекцией “догу”.
— Заранее благодарю за обещанный подарок, но позвольте мне, в свою очередь, преподнести вам одну из этих статуэток, — сказал Званцев, снимая с полки японскую фигурку.
— О-о, друг-Александро! Это поистине королевский подарок! — обрадовался итальянец, передавая драгоценность медсестре, что-то наказав ей.
Та открыла свой медицинский саквояжик, вынула оттуда вату и, обложив ею статуэтку, бережно уложила подарок туда.
Телевизионщики приступили к своей работе. Особенно заинтересовались они космическими статуэтками “догу”, снимая с ними Званцева и его гостя, замучив их своими дублями.
При этом, как всегда, хотели перевернуть в кабинете все вверх дном.
Наконец, все угомонилось, и итальянские гости вместе с телережиссером, оператором и его ассистентом с телекамерой, звукооператором, в ту пору, с отдельным магнитофоном, осветителями с громоздкой аппаратурой, братья Бонджованни с профессором, переводчиком и медсестрой с саквояжиком уехали — одни в телевизионном микроавтобусе, другие на интуристской машине.
Фотографии и зарубежные журналы на разных языках остались на журнальном столике.
Рассматривая их, Званцев думал об этом незаурядном человеке, неистово служащему общечеловеческому делу.
А через несколько дней ему позвонил переводчик уже уехавшего Бонджованни.
— Синьор поручил мне, Кондинскому Леониду доставить вам изданный на его средства ваш роман “Альсино”. Но вот беда. В последнюю минуту он узнал, что это маленькое издательство, выпускает только брошюры, не связано с художниками, и не может дать цветной обложки, без которой книга не пойдет, и он рассчитывает, что вы связаны с хорошим художником, который иллюстрирует ваши книги и мог бы сделать такую обложку, правда, издательство не располагает нужными для этого ста долларами. Вся надежда на вас.
На этом разговор закончился.
С одной стороны Званцев был обрадован. С другой — поставлен в тупик. Его иллюстратор Юрий Макаров умер, правда, есть его друг Саша Смирнов, главный художник издательства “Прогресс”, где издавались книги Званцева на иностранных языках. Он позвонил Смирнову и тот сообщил, что художественная часть отделилась от издательства и превратилась в самостоятельную фирму, которая в кредит не работает. Если деньги для обложки найдутся, фирма готова помочь.
Званцев не знал, как и быть. Это совпало с превращением его сбережений за полувековую литературную деятельность в пыль, как и у всех вкладчиков, из-за обесценивания рубля при “шоковой терапии” в десятьтысяч раз с подрывом экономики страны. Взять на себя оплату обложки он не мог.
И тут начались чудеса!
Не просто, оказалось, иметь дело со стигматиком, знакомым с высшими Небесными силами…
Во входную дверь позвонили.
Званцев пошел сам открыть.
— Я вас сразу узнала. Мы с вам так долго не виделись.
Званцев удивился. Он никогда не видел этой миловидной маленькой девушки.
— Я от Джорджио Бонджованни. Одна из его приверженец. Уезжая, уже на вокзале, он поручил мне передать вам этот конверт.
— Да вы пройдите ко мне. Что же мы стоим в дверях?
— Нет, нет! Я уже не могу…
— Но почему?
— Я очень прошу простить меня.
— Простить? За что?
— За все то…
— Что вы имеете в виду?
— В чем виновата перед вами.
— Вы шутите? Когда вы провинились?
— В нашей прошлой жизни, — на полном серьезе ответила незнакомка, грустно улыбнулась, и… не растворилась в воздухе, а пошла вниз по лестнице.
Званцев с не заклеенным конвертом в руках в полном недоумении стоял в дверях.
Наконец, пересилив себя, посмотрел, что в нем, и вынул стодолларовую купюру — и никакой записки…
Недоумения прибавилось.
Он не поверил бы сам себе, если б во всем случившемся была хоть тень выдумки…
Накануне Нового года люди не просят друг у друга прощения, как в Прощальное воскресение перед Пасхой. Может быть, истовая поклонница стигматика, религиозная фанатичка, живет в мире мифических фантазий? Но откуда, эти именно сто долларов? Почему Бонджованни, уехав неделю назад передал их с нею, а не с переводчиком, связанным с издательством?