— Час от часу не легче! Что-нибудь у тебя?
— Нет. У папы.
— Да будет вам! — запротестовал Званцев. — Еще Сократ две тысячи лет назад пережил такой лишай. И я переживу.
— Откуда у вас такие сведения о Сократе? — заинтересовался Бурштейн.
— Иначе он не выдумал бы свой афоризм для тех, кто готов пасть духом.
— Насчет Сократа вы меня просветили, — говорил врач, прощаясь.
Когда вернулись в кабинет, Танюша потребовала:
— Так что это за причина, от которой можно падать духом? Раз папа молчит, говори ты, Никита.
Сын начал неохотно:
— Я уже сказал, что виноват. Папину повесть о Нострадамусе приняли в журнале “Молодая Гвардия”. Попросили продолжения. Он написал, как вторую часть романа “Озарения Нострадамуса”. Ее напечатали “из-под пера”, вернее с машинки, с которой он выдавал оригинал в одном экземпляре, и без конца его правил.
— Да уж знаю. Этими черновиками завалено полкабинета.
— В таком же виде была и третья часть. Требовалось отдавать ее перепечатать машинисткам. Вместо этого я предложил набрать ее на компьютере и выдать чистый красивый экземпляр. Взял рукопись, положил в сумку и поехал с Мариной домой. По дороге заглянули в продовольственный магазин. И пока мы там были, дверцу машины вскрыли, и сумку с рукописью с заднего сидения украли…
— Так в чем твоя вина? — вступилась за сына мать. — В том, что тебя обокрали?
— Вина моя в том, что я до сих пор не перевел папу на компьютер. В нем всегда остается резервная копия. Мы условились тебя не волновать, а он взялся писать часть сызнова.
— У меня резервная копия в голове, — вступил Званцев. — Ведь человек вроде компьютера, пусть медленнее, но умнее.
— Спасибо, что поберегли, — с иронией сказала мама. — Медведь пустынника тоже уберегал от мух, когда одну из них камнем смаху раздавил у него на лбу…
— Ну, это ты, Танек, уж чересчур, — запротестовал Званцев. — Такова писательская участь.
Трагедия добавила Званцеву седых волос. А Никита собрал отцу компьютер с увеличенным экраном, чтобы лучше папе видеть.
Третья часть романа была опубликована по вине Званцева с отрывом на четыре месяца, а заключительная и того больше, в конце 1995 года уже по воле главного редактора журнала Кротова.
Но в следующем году он выпустил роман отдельной книгой, как приложение к журналу. Хорошей рецензией о ней отозвался журнал “Гороскоп”.
Полный энтузиазма, Званцев пишет второй роман о предсказаниях провидца “Ступени Нострадамуса”.
И здесь его ждал новый удар похлеще кражи одной части. Он не сразу его почувствовал. Поначалу Кротов непонятно долго держал у себя первую часть с экскурсом в Историю, к таким персонажам, как Александр Македонский, Петр I, Наполеон, Гитлер, Сталин. Болея за будущее человечества, автор, через пришельца из “неомира”, старца Наза Веца, искал среди исторических личностей, в свое время завоевавших мир, способного теперь его возглавить, чтобы предотвратить грядущую экологическую катастрофу с Концом Cвета. Такого Героя, способного на будущий подвиг, не нашлось. Все они готовы были завоевывать мир, но не спасать.
Эта первая часть была опубликована частично в журнале ”Свет” и полностью в журнале “НИВА” в Акмоле, объявленной столицей Казахстана. Родившегося там Званцева избрали почетным гражданином города. А саму Акмолу переименовали в Астану.
А Кротов все тянул, ссылаясь, что нет подходящего по составу номера журнала, где можно начать публикацию романа.
А дальше грянул гром…
Когда Званцев принес остальные части романа, Кротов его огорошил:
— Редакция приняла решение отказаться от крупных вещей с продолжениями, — и совершенно нелогично добавил: — Но это не меняет отношения к вам, Александр Петрович, как к классику. Это общее решение.
Оно напоминало позицию некоторых толстых журналов, сразу заявлявших, что журнал отныне фантастику не печатает. А прошлые свои публикации считает ошибкой.
Бедные Свифт и Гоголь, не говоря уже о Жюле Верне и Уэллсе!..
Никита с тревогой выслушивал отца, страшась последствий нового стресса.
— Не бойся, — сказал отец. — Истинная литература выше конъюнктуры, а литератор, подобен дамасской стали, проходя закалку. Ты — мой творческий наследник. Но требуется научиться ждать! И нам предстоит совместная работа над романом, который я задумал.
— Какой роман? Я о нем ничего не знаю.
— Я введу тебя в курс дела. Я прожил весь ХХ век, прошел огонь и воды. Все, что необходимо для закалки, приобрел, “опоясывающий лишай” получал… Разве что пояс придется затянуть потуже. Ведь все мои сбережения за 60 лет литературной работы поспешные реформы превратили в прах, перенеся меня если не на другую планету, то в мир жалкого капитализма, которому бы развиваться сотни лет, а его подстегивают, чтоб “завершился”, как сталинские пятилетки, в четыре года, а то и в 300–500 дней. И по примеру страны, распавшейся не на “содружество”, а едва ли не на “совражество” независимых государств, как эпидемия, пошло дробление всего, что можно и нельзя расчленить. На нежизненные обломки распались производственные объединения, комбинаты, издательства или крупные заводы, где цеха и типографии требовали свободы. Вот и журналы завоевали “свободу”.