Я ждал ответных радиограмм от Лизы с очередным ходом, как вестей жизни… Я понимал, что игрой в шахматы Лиза поддерживает себя…
Я холодел, слушая ее ровный голос, которым она сообщала после переданного ею очередного хода, что “остров полностью скрылся под водой” или “до вершины знака осталось еще полтора метра”. И она еще заботилась, чтобы мы непременно сообщили все подробности океанологам:
— Это будет им так важно, так интересно!
Пока я перебирался на борт “Георгия Седова”, слегка вымокнув, как сказал тут капитан, два хода в партии сделали за меня — вернее, за гроссмейстера Флора — мои ребята.
“Георгий Седов” на всех парах шел к тому месту, где недавно был остров Ныряющий. Нам с Борисом Ефимовичем сообщили с полярной станции положение, которое сложилось в шахматной партии с Лизой. Разрешите мне поставить его на доске. Борис Ефимович, вы помните?
— Еще бы! — отозвался капитан.
— Дальше партию с Лизой продолжали мы с Борисом Ефимовичем совместно, но… Впрочем, вы сейчас все увидите сами.
Капитан сходил в свою каюту за шахматами. Рассказчик расставил на доске позицию.
— В последней радиограмме Лиза сообщила, что забралась на самую вершину знака, и волны, как она сказала, цепляются, как собаки, за ее ноги пенными лапами. Она все еще бодрилась и даже по-детски радовалась, что не проигрывает “гроссмейстеру”.
Однако вроде могла и проиграть. Осталась без ферзя за коня с пешками, да и играла она не глядя на доску, в чем, правда, любила упражняться у нас на станции. Больше всего мы боялись с Борисом Ефимовичем ненароком выиграть у нее. И теперь мечтали свести партию к вечному шаху. Возьми она своей пешкой черную, мы сразу форсировали бы ничью. Но она сыграла королем на предпоследнюю горизонталь, угрожая двинуть пешку вперед с шансами на выигрыш, вынуждая нас взять эту пешку. Казалось, что после размена ферзями мы добьемся ничьей. Но она удивила нас…
Казалось, Лиза не будет теперь рваться к победе и ей можно предложить “великодушную ничью”. Но не тут-то было! Она озадачила нас: сыграла конем, сторожившим черную пешку, угрожая вилкой выиграть черного ферзя. Двинемся пешкой в ферзи — проиграем ферзя, да и партию тоже! Из-за той же вилки нельзя брать ферзем лакомую белую пешку. Мы долго спорили, как тут сыграть. Ничего не даст уход ферзем с попыткой вечного шаха. Король уйдет от шахов с победой! Не годилось попытка разменяться ферзями, белые выиграют после движения пешки с шахом. Подумав, мы сочли за лучшее придерживать королем вместе с ферзем, рвущуюся в королевы белую принцессу.
И сразу по радио получили ответ: другая белая пешка с шахом ринулась на нашего короля. Деваться нам было некуда: отступили на свободное поле и предложили ничью, поскольку полагали, что размен ферзями вынуждает Лизу дать свое согласие на мир. Отослали и спохватились. Увидели, что она даст нам мат в два хода. Не может же гроссмейстер доиграться до мата. И мы послали вдогонку еще одну радиограмму, что партия сдана. Однако, ответа мы не дождались, хоть и поздравили ее с выигрышем.
— Как так с выигрышем? — удивился кто-то. — Что-то его не видно.
— В том-то и дело, что Лиза его прекрасно видела! И мы тоже узрели, только попозже. Оказывается, вместо размена ферзей она шахнула пешкой, вынуждая нас взять ее ферзем и теперь, как это ни удивительно, черным мат в один ход!
— Это чем же матовать?
Вместо рассказчика ответил Званцев, взяв из шахматной коробки капитана белого коня со словами:
— Превращенным вместо ферзя конем!
— Здорово! — согласились присутствующие.
Но Лиза не приняла радиограмм, не ответила на обе…
Все долго молчали. В салоне с твиндека доносились голоса, потом они смолкли, и слышно было, как шелестели о борт волны, а может быть, мелкие льдины… Кто-то спросил, робко, неуверенно:
— Как же Лиза? Ее геодезический знак? Ее остров?
Рассказчик сощурился:
— Хорошая мысль назвать остров ее именем, только… С тех пор никто ни разу не видел Ныряющего острова. На карте он нанесен Борисом Ефимовичем как опасная мель…
— А Лиза?
— Елизавета Сергеевна вышла за меня замуж. Но если вы спросите у нее о том, что я рассказал, она ничего не вспомнит: ни острова, ни знака, ни игранной партии, более того, она даже не знает сейчас ходов шахматных фигур. И она, конечно, станет вас уверять, что все это я выдумал.
— Значит… значит, она жива!