— Лево руля, черт возьми! Не право, а лево на борт! Машина, полный назад! У руля — влево, еще лево на борт.
По трапу взбежал радист Иван Гурьянович и доложил о потере радиосвязи. Следом за ним тяжелым шагом, словно вдавливая ноги в палубу, на мостик взошел и Кренкель:
— Борис Ефимович, вам бы самому насчет антенны…
— Мина, — указал на волны Нетаев.
В лунном свете особенно угрожающе виднелась выступающая часть шара с торчащими стержнями. Прикосновение к этим иглам неведомого чудовища, было смертельно.
Кренкель сразу все понял:
— Позвольте мне, капитан, действовать от вашего имени.
Капитан, закусив губы и орудуя штурвалом, кивнул.
Кренкель, прыгая через ступеньки, скатился по трапу. С мостика Званцев видел, как он, с виду тяжеловатый, ловко взбирается по обледенелым вантам. На другую мачту поднялся Иван Гурьянович и они натянули новую антенну.
Званцев не привык оставаться бездеятельным свидетелем и предложил капитану свою помощь.
— Идите в радиорубку и вызывайте от моего имени минный тральщик. Я буду держать корабль у этой проклятой мины. Надо уничтожить ее, чтобы никто не напоролся.
Званцев по примеру Кренкеля слетел вниз и кинулся в радиорубку, где Иван Гурьянович пытался наладить связь с Большой землей.
— Капитан приказал вызвать минный тральщик.
— Военная база на волне, берите микрофон.
Званцев услышал далекий голос дежурного офицера.
— Кто говорит? Капитан?
— Я не капитан, а полковник. Говорю по поручению капитана корабля. Обнаружена опасная мина. Нужен минный тральщик, чтобы уничтожить ее.
— В своем уме? Ночью в шторм?
— Это война. Она еще продолжается. “Георгий Седов” будет сторожить мину, как радиомаяк для тральщика.
— Да где я возьму вам сейчас тральщик. Вот днем, когда шторм стихнет.
— Слушайте, дежурный. С вами говорит полковник Званцев, уполномоченный Правительства СССР, вызовите к микрофону начальника базы.
— Начальник базы кавторанг Снегирев слушает вас, товарищ полковник.
— Объясните своему дежурному, что такие понятия, как ночь и шторм во время войны во внимание не принимаются. И немедленно высылайте минный тральщик по нашему радиомаяку.
— Будет исполнено, товарищ полковник. Ждите тральщик раньше утра. Спасибо за сигнал. Кавторанг Снегирев. Связь окончена.
— Вот это другое дело, — сказал Иван Гурьянович, — а то со мной сержантом-связистом и разговаривать бы не стали. — И он, надел наушники, стараясь установить телеграфную связь с минным тральщиком.
В первый раз Званцев использовал свое былое звание. Но осуждающий внутренний голос был заглушен возгласом радиста, установившего связь c идущим, не смотря на штормовую волну, к ним, минным тральщиком.
Он появился еще до рассвета, обменявшись гудками с круживщим всю ночь вокруг бродячей мины ледокольным кораблем с самым отважным рулевым Арктики капитаном дальнего плавания Ушаковым у штурвала.
Тральщик принял от него мину и спустя короткое время за кормой “Георгия Седова” раздался взрыв.
— И какое петушиное слово вы знали, Александр Петрович, что тральщик, как из под земли, вызвали? — спросил утром Кренкель, подойдя к стоящему на баке Званцеву.
— Я ему просто напомнил, что война вблизи мины не кончилась. Мог бы стихи прочитать:
Но не понадобилось, подошедший кавторанг и прозу понимал.
— Пока мы с миной в шторм возились, Арктика на прощанье нам вход в Белое море перекрыла.
Действительно, буря стихла, оставив лишь волны, напоминавшие покатые холмы и впереди по курсу корабля, словно приблизившийся Серег, виднелась белая полоса ледяного поля.
Природа Севера, словно возмущенная дерзкой задержкой в ее водах корабля в столь позднее время, сковывала путь перед ним молодым льдом. Но судно, подойдя к преграде, как бы превратилось в грозного динозавра доисторических времен и заползало на образовавшийся лед и тысячетонной тушей продавливало его. Раздробленные льдины испуганно выскакивали из воды по его бортам, беспомощно оставаясь плавать за кормой. А корабль, мощно сокрушая преграду, пробивался к Белому морю.
— Ну как, Петрович? — спросил Эрнст Теодорович. — Небось, боязно было на два годика во льдах застрять вдали от прелестной феи, что вас провожала? Не то дождется, не то нет? Ведь столько времени без всякой связи друг с дружкой! А свято место не бывает пусто.
— Нет, почему же? Связь была.