Но по мере завершения сценария и драматичнее становилось действие, все недовольнее становился режиссер, заявивший, наконец, что снимать фильм по такому сценарию он не будет.
— Где вы были раньше, соавтор? — возмутился Витухновский, бывалый сценарист.
— Как режиссер, я берусь ставить фильм по законченному сценарию. Меня интересует освоение другой планеты, а не побочные любовные коллизии.
— Вы думаете, что у двух серьезных людей есть время угождать режиссеру, неспособному видеть воплощение общего замысла?
— Я не решаю, кто на что способен. И вам советую не брать на себя слишком много, — еле сдержался Клушанцев.
Званцев не вмешивался в перепалку кинематографистов, но глубоко переживал крушение надежд воплотить на экране, все то, что он навязал своим соавторам.
— Мне ясно, что с вами кашу не сваришь, и потому я выхожу из игры и завтра же уезжаю в Москву, — заявил Витухновский.
Клушанцев демонстративно повернулся и ушел.
— Я еду вместе с вами, Михаил Семенович, — сказал Званцев.
— У вас срок путевки не кончился.
— Шут с ней, с путевкой. Я дома по горячей памяти повесть “Лунная дорога” напишу, если вы не будете возражать.
— Пишите, ради Бога. В сценарии все ваше: и сюжет и образы героев. Моя задача была лишь сдерживать киношным прокрустовым ложем ваш пыл. А в повести вам вольная воля.
Следующий день еще предстояло пробыть в доме творчества, и Званцев с Витухновским спокойно завтракали, поскольку поезда в Москву идут вечером.
К ним с загадочным видом подошла Тамара Ежова.
— Лунник, могу я с вами посекретничать?
— Я пойду пройдусь и посмотрю расписание электричек, — понимающе сказал Витухновский, вставая.
— Может быть, мы тоже пройдемся? — предложила Тамара.
— Конечно! Надо проститься с Финским заливом.
— И со мной, — напомнила она.
— Долгие проводы — лишние слезы. Я ведь не на Луну улетаю.
— Селена не прощаться вас вытащила, — опровергая себя, начала она. — Хочу поговорить с вами, “в порядке кинематографической солидарности”, о вашей работе. Вы не представляете, в каком отчаянии уходил от вас Клушанцев. Я испугалась за него, а он ухватился за меня, как за соломинку.
— Чем же вы могли помочь ему?
— Он умолял меня поговорить с вами. Потерять вас для него катастрофа. Картина в плане студии, на нее выделены немалые деньги, и все летит прахом, а он оказывается без работы.
Они спустились по крутой улице Комарова к берегу залива. На него набегали ленивые волны.
— Чем же я могу ему помочь? — задумчиво спросил Званцев.
— Можете, можете! Вы лучше меня придумаете как. Недаром вы Лунник!
Заступничество Тамары произвело на Званцева большое впечатление. Ему было и жаль Клушанцева, да и самому не хотелось терять шанс увидеть на экране свое творение, которое утверждено в плане и финансировано. Но он решительно не знал, как поступить. Терять дружбу с Витухновским он не хотел и мучительно думал до самой Москвы как повернуть сюжет, от чего отказаться, что уже стало частью его самого.
И эти терзания не оставили его, когда он ехал на Истру к жене и мальчонку. “Чего доброго начал ходить!”
Его приезд раньше времени обрадовал на даче всех. И Таню с малышом, и Женю с Валей Загорянских, и маму, Магдалину Казимировну, приехавшую из Лося учить внука ходить. Она привезла ему в подарок шкатулку с крохотной автомашинкой внутри. На крышке была репродукция картины Васнецова “Три богатыря”.
Глядя на нее, Званцева, как ударом молнии, озарило. Кому совершать ныне великие подвиги, как не таким вот богатырям. Есть они и теперь в нашем народе. И долг писателя показать их в свершении такого подвига, и связан он должен быть, если думать о завтрашнем дне, с космосом. А там не одна Луна, есть планеты перспективнее в части возможных приключений. И не к мертвой Луне, скорее, к Марсу или к загадочной Венере протянем мы не сегодня-завтра руку, где раздолье для фантазии!