— О нет! Очарование уже есть. И я даю новый клятва. Делать ваша скульптура. Вы — прекрасная натура.
— Ну что вы, право! — смутилась Тамара.
Вошла хозяйка и с милой улыбкой пригласила к столу.
В столовой, украшенной скульптурами птиц и животных, вероятно, работы хозяина, гостей ждали крохотные чашечки ароматного черного кофе и таящее во рту печенье.
— Вы знаете, Александр, вы позволите вас так называть? — обратился хозяин к Званцеву. — После вашей повесть я заболел скульптурой, какую нашли на Венере ваши герои. Я должен был делать ее и я сделал. Она походить на моя жена, я еще не знал Тамара.
— Разве я похожа на Эоэллу?
— И вы тоже читали “Планету бурь”? — не удержался от возгласа Званцев.
— Не только ее, — лукаво ответила Тамара.
Когда гости прощались с гостеприимным хозяином, она взволнованно говорила:
— Обещаю вам, мой будущий соавтор, что обдумаю ваше лестное предложение. Непременно напишу вам, какие у меня появятся идеи. И вы решите, заслуживают ли они продолжения работы.
— Я счастлив и обогащен этой встреча, — расшаркивался финн.
На следующий день туристы посетили аттракцион “американские горки”. Званцев был знаком с ними еще в Америке, где они назывались ”русскими горками”.
В Советском Союзе тогда не было такого развлечения, и любители захватывающих дух аттракционов могли лишь спрыгнуть с привязанным парашютом с вышки в парке культуры и отдыха имени Горького в Москве.
Тяга людей к острым ощущениям всегда интересовала Званцева. Его занимала реакция зрителей на фильме ужасов, хотя эти ужасы заведомо были лишь кинематографическими, но зрители охотно забывали это, принимая происходящее на экране всерьез, и невольно как угрозу себе. И жуткие чудовища, ожившие скелеты и привидения, якобы и впрямь живущие в старинных замках не переставали волновать посетителей кинотеатров. А постановщика именовали “королем ужасов”, ставя в число первых художников кино. Нечто подобное и с жуткими аттракционами. Он помнил подобный аттракцион на Нью-Йоркской выставке. Люди садились в маленький поезд, который въезжал в туннель, и оказывался в полной темноте. И тут начиналась жуткая чертовщина. На сжавшихся от страха пассажиров обрушивались то оглушительные звуковые удары, то с громом прямо перед ними ударяла молния, то возникал скрежещущий скелет, тянущий к ним кости рук, то допотопный динозавр появляется перед ними и раскрывает зубастую пасть, обдавая зловонным дыханием. И когда, наконец, поезд выезжает из туннеля на свет, люди вытирают холодный пот со лба.
Но самое удивительное, что при повторном рейсе люди снова переживают все, как и в первый раз, хотя заведомо знают, что все это не настоящее. Такова уж психологическая сущность человека. И он охотно идет на то, чтобы перенести предсмертные ощущения.
И американские (или Русские) горки припасли их для любителей крепких встрясок.
В Хельсинки такими охотниками оказались советские туристы.
Им предоставлялась возможность прокатиться по ухабистой железной дороге “горок”.
В вагонетки уселись попарно. Борис Ефимов с женой Саввой, Лифшиц с Калашниковой, Званцева попросила сесть с нею Тамара.
— Только я ужасная трусиха и страшусь сильных ощущений, — предупредила она.
Аттракцион и был рассчитан на сильные ощущения. Вагонетка с парой пассажиров взбираясь на гору, откуда спускалась с таким ветерком, что у сидящих людей захватывало дух и женщины, не выдержав, вскрикивали. А вагонетка, взлетев на новую высокую горку, срывалась оттуда, как при аварии.
Тамара визжала не своим голосом, вцепившись в Званцева, сжавшего зубы. Но смертельного удара не последовало, и вагонетка плавно подвезла вкусивших предсмертный страх искателей сильных ощущений к тому месту, где они решились на это.
— Спасибо вам, Александр Петрович, если бы не вы, я умерла бы от страха, — призналась Тамара.
Теплоход “Победа” покинул Гельсиннгфорский порт и направился в Рижский залив, к вечеру достигнув Риги. Отсюда наутро предстояло покинуть обжитые каюты и отправиться поездом в Москву.
Рига с ее знакомой готической архитектурой выглядела домашней заграницей. Туристы чувствовали себя уже дома.
Утоление любознательности и даже остроты ощущений заканчивалось.
Для всех, но не для Тамары Янковской.
С лукавым видом она подошла к Званцеву: