Выбрать главу

Саша Званцев, сидя рядом с братом, слушал речь незнакомого полковника с мокрыми глазами. В новом свете предстал перед ними отец, как уважаемый и любимый соседями мудрый дед. И, когда попросили Сашу выступить, он едва сдерживал себя от волнения и теплого чувства благодарности к такому простому и заботливому отцу и деду, обожавшего внучку Аленушку, и наивно спрашивающего сына своего, прочитав все его книги: “А зачем ты так выдумал?”.

И с непривычным волнением вышел на эстраду Шурик Званцев:

— “Чеп, чеп. Чепуха! Это просто враки”, —

неожиданно произнес он.

— “Сено косят на печи молотками раки.“ —

Чутьем оратора он ощутил недоумение аудитории.

— “Кот намазал мелом нос, напомадил руки И из погреба принес жареные брюки”, —

зал смеялся, а Званцев говорил дальше:

— “Крот слониху запрягал в каменные дрожки И по комнате скакал в виде папироски. Свинки вилками хлебали из говядины уху. Спать пора, мои ребятки, я кончаю чепуху! “

Зал развеселился, а седобородый Шурочка Званцев, заканчивал выступление:

— Эти забавные стишки папа читал нам с братом, когда маленьких укладывал нас спать. И старались мы представить себе слониху, запряженную в каменные дрожки, скачущую в нашей детской между кроватками и кота с намазанным мелом носом, приносящего нам из погреба жареные брюки. Далекие детские годы! Выходя перед вами, чествующими моего отца, я хотел говорить о его достоинствах. И вдруг все, что я хотел сказать о нем, показалось мне чепухой по сравнению с тем, каков он есть на самом деле. Великан духа, служитель Добра и брат самого бога Смеха, которого даже греки не выдумали. И я преклоняюсь перед ним, считающим все невзгоды в жизни чепухой, и тщетно пытаюсь хоть в этом походить на него. Вот почему я прочел его любимый стишок про чепуху, через которую он всю свою светлую жизнь перешагивал с улыбкой.

“Шурочку” Званцева наградили аплодисментами, а на эстраду поднялся его отец, Петр Григорьевич.

Растроганный, взволнованный, он говорил:

— Спасибо вам, соседи дорогие. Спасибо сынок Шурочка. Спасибо, что чествуете меня. Спасибо за диплом, что первым общественником города Бабушкина зовете. А кого чествуете, кого непартийным большевиком-ленинцем назвали? Бывшего купца-буржуя ведь! Но только я диплома обратно не отдам. Что с возу упало, то пропало. Он у меня на стенку в рамку просится. Вы уж извините.

И под общий смех и аплодисменты сошел со сцены.

После чествования, кто к ним поближе был, прошли на дачу Званцевых. Сели там общей семьей вместе с боевым полковником и двумя близкими соседками за приготовленный Магдалиной Казимировной праздничный стол. Полковник провозгласил тост за первого общественника города Бабушкина.

Заметив, что оба сына Петра Григорьевича налили в свои бокалы вместо водки газированной воды, полковник возмутился было, но Петр Григорьевич, посмеиваясь в усы, заступился за сыновей:

— Им водки выпить, все равно как попу вторую попадью завести. Я уже все, что положено было и за себя и за них двоих и выпил, и выкурил. Так что налейте мне тройную порцию, и за меня, и за них, — подставил вместо рюмки чайный стакан, и с задорным кряканьем залпом выпил его.

Придет время, когда в глубокой старости “Шурочка” Званцев напишет сонет:

ЗЕРКАЛО
Я в зеркале увидел своего отца: Глаза, улыбка, борода седая. Знакомые черты родимого лица. Так в памяти хранил его всегда я.
Что прячет в глубине волшебное стекло? Кто смотрит на меня из зазеркалья? И что так ясно по щеке его стекло? Напрасно там кого-нибудь искал я!