И Петр Григорьевич в свои 83 года тоже оставался душою прежним “Ухарь-купцом, молодым удальцом.”
После чествования отца Саша вернулся на Истру, где на даче Фельдманов ждали его жена с маленьким Никитенком.
30-го мая, налаживая радио-антенну, забрался он на крышу дачи Валентины Александровны. Сам профессор Фельдман еще не переехал из Москвы.
По дорожке от ворот спускалась сторожиха Марья Ивановна, жившая здесь в сторожке с семьей круглый год, следя за сохранностью дач. Она размахивала какой-то бумажкой и кричала.
До Саши донеслись слова:
— Телеграмма… Отец умер…
Взволнованная Валентина Александровна бежала ей навстречу.
“Бедная Валя, — подумал Саша. — Такое несчастье! Подумать только! Александр Исидорович! Был таким бодрым. Значит, не прошла даром Лубянка и лживое дело “врачей-убийц”.
Валя взяла бумагу из рук сторожихи, прочла и направилась к сидевшему на крыше Званцеву.
— Саша, слезай. Это тебе телеграмма. Не пойму. Надо разобраться.
Сердце Саши упало. Он не хотел верить грызущему подозрению. Значит, не Александр Исидорович, но кто?
Холодный пот выступил на лбу. Саша спустился с крыши и взял у Вали телеграмму. Руки у него тряслись, буквы прыгали перед глазами. Он долго не мог понять текста:
“ПАПА УМЕР А Я ТТЕБЯ ЖДЕМ = МАМА”
Из дачи выбежала Таня:
— Что случилось?
— Не пойму. Папа или умирает, или умер. Меня ждут. Я выезжаю.
— Я с тобой.
— Нет. Оставайся с ребенком.
Саша бегом бросился к машине, захлопнул дверцу, мотор взревел и "Волга" ринулась на штурм крутого подъема к воротам.
Званцев мчался к Волоколамскому шоссе, как когда-то в Австрии, обогнав оскорбленного этим генерала армии, начальника тыла фронта. Теперь машину разгоняла тревога за отца.
Домчавшись до Снегирей, он повернул не направо к Москве, а налево по Волоколамке от Москвы, намереваясь не обгонять по встречной полосе поток едущих в столицу машин, а выехать на кольцевую дорогу, огибающую Москву на радиусе 40 километров.
Расчет его был верен. Выехав на эту дорогу близ Истры, он убедился, что шоссе почти пусто и развил скорость на своей "Волге", не меньшую, чем на прежней олимпии. Он объезжал, словно стоячие, редкие грузовики, вызывая недоумение водителей такой сумасшедшей ездой.
И только домчавшись до Ярославского шоссе, он повернул к Москве.
Его догнал на мотоцикле инспектор ГАИ, поравнялся с дверцей водителя, требуя остановиться.
Званцев, не сбавляя скорости, протянул ему в открытое окно телеграмму.
Инспектор, на полном ходу пробежав ее глазами, разрешающе махнул рукой, но не отстал от "Волги", а заехав перед нею, и, выжимая из мотоцикла предельную скорость, эскортировал Званцева, прокладывая ему путь в потоке машин.
Не доезжая Москвы, Званцев просигналил инспектору и свернул к Перловке, чтобы проехать через нее в Лось.
Оставив машину на Седьмом проезде Луначарского, он пробежал через калитку по саду и влетел на веранду. Застал там плачущую маму на руках у брата Виктора. Он жил с семьей на второй половине дачи.
— Умер, Петечка, умер, — заливаясь слезами, говорила она. — В морг увезли его. Должно быть отравился грибами. Сегодня в кухне в погреб полез. Выбрался с трудом и сразу рвать его стало. Грибы, конечно.
Саша хотел сказать, что, скорее, это сердечная рвота, но рыдания перехватили у него горло. И он только сел рядом с мамой, прижал ее к себе, и они вместе рыдали. Не оправдались надежды Шурика, что в телеграмме можно было прочесть “Папа умира(я)(т) тебя ждем”, а было “Папа умер я тебя жду”.
Предстояло перевезти папу из морга домой, на дачу, чтобы похоронить с почестями, как взялся организовать приходивший выразить Магдалине Казимировне свое сочувствие полковник Сергей Петрович. Ему сообщила о несчастье Настенька.
Решили, что сыновья Петра Григорьевича Витя и Шура поедут на Шуриной "Волге" в Мытищи и привезут из больничного морга тело отца.
Это было тяжелейшим за всю жизнь испытанием для Саши Званцева, которое он никогда не забудет.
В больнице братья получили необходимые документы. Вскрытие не производилось. Установленная причина смерти — сердечная недостаточность.