— Надо было сказать параболоиде. Тут граф маху дал.
— Он мне сказал, что намеренно заменил параболоид гиперболоидом, подчеркивая гиперболичность самого романа, главным достоинством которого он считает предвидение фашизма. И еще поделился он своим намерением написать роман об индукционном кольце, охватывающем весь Земной шар, проходя через разные страны. При вращении кольца вместе с Землей в ее магнитном поле в нем будет индуцироваться электрический ток, снабжая все страны мира энергией и объединяя их в одну семью. И невыгодны станут войны и распри.
— Замысел Толстого фантастичен, дальше некуда. Он предвидит мир между народами Земли и революцию на Марсе, а ты, фантаст от реализма, мне так и не ответил, зачем переписал “Мол Северный”?
— Хотел сделать проект ледяного мола таким же реалистичным, как и проект подводного плавающего туннеля. Ведь построить подводные плавающие туннели между любыми островами в океане или в Европе через пролив Ла-Манш, куда дешевле, чем рыть туннели под дном. Я уверен, что такие проекты появятся. Ледяной мол — прообраз будущих сооружений, и я хотел показать его в Арктике, как защиту от ледяных полей прибрежных вод, где корабли плавали бы круглый год. И я благодарен океанологам, утверждавшим, что тепла Гольфстрима, охлажденного в Баренцевом море, не хватит, чтобы полынья, отгороженная молом, не замерзла. И я решил ее подогреть атомной энергией, зажечь в воде “подводное солнце”. Это добавление к переписанному роману дало возможность ввести нового героя — академика Овесяна, в котором ты узнаешь хорошо известного тебе Андроника Иосифьяна.
— Которого ты сначала утопил, как Сурена Авакяна, а потом воскресил уже в звании академика.
— По этому поводу мне, прочтя “Подводное солнце”, позвонила Анна Караваева.
— Былая традиция, когда писатели еще читали друг друга и обменивались мнениями. Что же выразила маститая писательница?
— Это же образ! Впечатляющий образ, — так воскликнула она в трубку.
— Что ж, Иосифьян заслуживает такого восхищения. И хорошо, что тебе удалось его воспроизвести. Но теперь скажи мне фантаст-прорицатель, “любимец богов, что станется в жизни со мною” и нашими современниками? О чем ты пишешь сейчас, “из дальних странствий возвратясь”? — спросил Женя, делая очередной ход в их шахматной партии.
— О ледниковом периоде, — ответил Саша, отвечая ходом коня с объявлением шаха Жениному королю.
— Что это тебя на сотню тысяч лет назад рвануло? — с усмешкой спросил Женя, отодвигая короля.
— Не назад, а вперед. И не на тысячи лет, а всего на десятки.
— Ты думаешь, мы еще до обещанного Хрущевым коммунизма замерзнем?
— А тебе не кажется, что мир, начиная с речи Черчилля в Фултоне, замерзает?
— Ты имеешь в виду холодную войну?
— Если на Западе есть силы, стоящие за Черчиллем, и они, ради своих интересов, развязали холодную войну, то почему бы не показать памфлетно, как в “Пылающем острове”, куда может завести международный “холод”?
— К ледниковому периоду? Ты, брат, не только на шахматной доске ход конем делаешь, но еще и в литературе!
— Гроссмейстер Тартаковер говорил, что вся шахматная партия — ход конем, а Безыменский, с которым мы в Малеевке в шахматы играли, в стихах писал, что “жизнь на шахматы похожа”.
— Но добавлял: “Но жить — не в шахматы играть”.
— Да, потому что шахматисты говорят, что от шаха еще никто не умирал, и от моего шаха конем твой король отошел, а вот в жизни людям от последствий холодной войны не уклониться. И я хочу в последнем романе трилогии “Мол Северный”, “Арктический мост”, “Льды возвращаются” показать, как безответственное использование достижений науки способно привести к возможной экологической войне, когда готовы замахнуться даже на Солнце и вызвать глобальные бедствия на Земле.
— И вернуть нам ледниковый период?
— Мы живем в конце ледникового периода. Климатические условия Земли довольно хрупки. Ученые считают, что достаточно одного холодного лета, когда не сойдет зимний снег, а новая зима создаст ледяной слой, чтобы при ослабления солнечной активности он сохранился на годы. И я хочу показать борьбу сил Безумия рассудка, ослепленного ненавистью, гасящей Солнце, и противодействие ясного Разума, способного вновь разжечь светило.