– Откровенно говоря, мы его мало знаем. В последний момент он не внёс свой пай в наше дело. Странный человек, я его боюсь.
– Боитесь?
– Инстинктивно боюсь. Вы обратили внимание на его глаза? А его странная улыбка, он на всех смотрит свысока.
У него милая жена, дочь, мы их никогда не видим. А почему вы им заинтересовались?
– Дипломаты – люди общительные. Их долг – интересоваться всеми и всем… Он, кажется, кончил игру.
– Да. Должно быть, он в выигрыше. Он никогда не даёт отыграться партнёрам… Пойду похлопочу об ужине.
На этот раз Стауниц сделал только передышку в игре.
Он взял под руку Бирка и увёл его на застеклённую террасу, которая у Кушаковых называлась «зимним садом».
– Я хотел бы продолжить наш разговор, – начал Стауниц, – тогда нам помешали… Не беспокойтесь, не в том смысле, как он начался там, в нашей конторе. Я хотел бы поговорить с вами на тему, близкую к вашей деятельности.
Вы, как каждый дипломат, хотели бы сделать карьеру. Не так ли?
– Да… конечно. Но это зависит…
– Это зависит от вас самих. Как вы смотрите на положение России сейчас, сегодня? Вы убеждены в прочности советского строя? Вы хотели бы принести пользу России?
– Вы забросали меня вопросами. Мне трудно ответить.
– Я буду говорить вполне откровенно. Вы находитесь на службе у буржуазной Эстонии. Вы кое-что знаете, потому что состоите в эстонской дипломатической миссии.
Кое-что, но не все. В России в недалёком времени произойдут перемены. Есть сильная, тайная разумеется, организация. Есть люди, которые возьмут власть. Если вы, дипломат буржуазной державы, окажете этой организации некоторые услуги, то при перевороте ваша карьера обеспечена. Вы, а не Боррес или ваш дядя будете послом, а может быть, и министром иностранных дел в вашей стране.
Вы меня поняли?
Роман Бирк в растерянности не находил слов, так его поразила откровенность Стауница.
– Подумайте о том, что я вам сказал. Мы в скором времени продолжим этот разговор.
Стауниц вернулся к игорному столу, а смущённый
Бирк, простившись с хозяйкой, счёл нужным уйти.
«Что это, – думал он, – ловушка или шантаж? Неужели то, о чем говорил этот подозрительный человек, – правда?
Неужели существует подпольная контрреволюционная организация и дело идёт к открытому мятежу, попытке переворота? Нет дыма без огня». Бирк даже при своём скромном положении в миссии не мог не заметить, что военный атташе Лауриц нащупывает какие-то связи с притаившимися контрреволюционерами. Однажды донеслись до него обрывки разговора посла с военным атташе. Лауриц убеждал посла: «На этот раз перед нами нечто серьёзное и солидное». Посол ответил: «Боюсь, что наша маленькая страна будет проглочена восстановленной монархией…» Тут Бирк кашлянул, чтобы дать знать о своём присутствии, разговор оборвался.
«Значит, – думал Бирк, – они имели сведения об этой организации, очевидно, от белых эмигрантов, которые живут в Ревеле».
Он шёл по переулку, шлёпая по лужам.
– По-берегись!
Его обгонял лихач. Это было так удивительно в Москве
1922 года, что Бирк не догадался остановить лихача, но тут же услышал:
– Прокачу на резвой?
Бирк сел в пролётку и поинтересовался:
– Откуда ты взялся, любезный?
– Дорогомиловские мы. А что?
– Удивительно.
– Так ведь нэп, ваша милость…
Этот возникший из весенней мглы лихач, видение прошлой жизни, хотя и вёз Бирка, но расстроил его. Что же, очевидно, Кушакову, Стауницу нужны лихачи. Пятнадцать минут, пока лихач мчался по спящему городу, Бирк все ещё думал о разговоре со Стауницем.
Если бы Стауниц знал всю правду о Романе Бирке, он не был бы с ним так откровенен. Дело в том, что четыре года назад Бирк был красным командиром в эстонском коммунистическом полку. Это тайна, которую приходилось скрывать от всех, даже от дяди. Роман Бирк спасся чудом, когда белогвардейцы и интервенты покончили с
Эстонской трудовой коммуной и провозгласили буржуазную республику. Скрыв своё прошлое, Роман Бирк устроился на службу в министерство иностранных дел. Он понимал, что его ждёт в случае разоблачения. С такими не церемонятся в буржуазной Эстонии, их удел – тюрьма и полевой суд.
Но Роман Бирк не изменил революции и в глубине души остался верен идеям, во имя которых сражался в рядах эстонской Красной Армии.
9
Якушев потерял счёт дням. Он то впадал в оцепенение и бездумно сидел, уставившись в стену камеры, то приходил в ярость, когда вспоминал об Артамонове: «Щенок! И этот князёк Ширинский-Шихматов тоже. Я знал его отца, несчастный рамолик3… Но почему тянут следствие? Кажется, все ясно».