Когда за ним пришли, Якушев почувствовал облегчение. Скоро все кончится. Сюда, в эти четыре стены, он не вернётся. Он думал, что конвоиры ждут за дверью камеры.
Но его вёл тот же надзиратель, и это было странно. Когда же он очутился в комнате, где происходил первый допрос, и увидел знакомого следователя-инженера, то не мог поверить глазам. И разговор был неожиданным.
– Вы говорили Артамонову и Щелгачеву: «Я против интервенции»?
– Говорил. Мне отвратительна сама мысль об этом.
– А им – нет. Они согласны отдать Россию Антанте, кому угодно, лишь бы им возвратили их чины, имения. Как вы думаете, для чего вы им были нужны? Почему они и сейчас ждут вас? Кстати, это нам известно. Вы им нужны.
Через вас они хотят руководить контрреволюционной организацией внутри Советской страны, террористами, диверсантами, шпионами – вот для чего вы им нужны.
– Но я сказал им, что против террора!
– Да, вы так говорили. Вы говорили и о правительстве из спецов. Смешно! Они только и ждут, чтобы опять сесть на шею народу, а вы им: «Нет, это мы, спецы, войдём в правительство, а не вы, эмигранты». А их цель другая:
«Помогите вернуться, а там мы вам покажем, кто будет править Россией».
3 Старчески расслабленный, близкий к слабоумию человек. (Это и последующие примечания автора.)
«К чему он это говорит, – подумал Якушев. – Скорее бы кончилось».
– Что бы вы стали делать, если бы очутились на свободе?
Это было неожиданно. Якушев ответил не сразу.
– Думаю… Думаю, что был бы лоялен в отношении советской власти, честно работал бы по специальности.
– И только? А если к вам явится кто-нибудь оттуда, из эмиграции? Или из подпольной организации?
– Пошлю его к черту. Ведь они подвели меня под расстрел.
– Только поэтому?
– Не только. У меня было время подумать.
– И что же вы надумали? «Послать к черту?» В этом выразилась бы ваша лояльность? А этот тип пошёл бы к другому, на другую явку и занялся подготовкой террористического акта.
– Я против террористических актов. Я же им говорил.
– И вы думаете, что вы их убедили?
– Не думаю, но что они могут сделать? Народ все-таки против них.
– Однако у них достаточно сил для того, чтобы лихорадить страну, натравливать на нас Пилсудского, Маннергейма, провоцировать пограничные конфликты. У них есть одержимые, которые будут бросать бомбы, стрелять в наших товарищей.
– На это вы отвечаете расстрелами.
– Отвечаем, конечно. Это государственная необходимость. Мы отвечаем на белый террор – красным. Но начали они: они ранили Ленина, убили Володарского, Урицкого.
Мы ведь отпустили под честное слово Краснова и этого шута Пуришкевича. Вы говорили Артамонову о монархических настроениях в народе? Говорили? А сейчас вы стали думать иначе? Тогда вам казалось, что вы знаете народ. А
теперь?
– Теперь… Я о многом думал. Перед смертью не лгут…
Победы Красной Армии, как это ни прискорбно для нас, –
победы народа.
– А если это так, то зачем народу деятельность МОЦР?
Вы подумали об этом?
– Мало ли о чем я думал в эти дни и… ночи. В общем, я написал последние показания. Мне абсолютно ясна бессмысленность наших действий.
– Бессмысленность? Преступность.
– Да. Преступность. Я видел, что мы идём против народа, и все-таки упорно гнул свою линию, искал единомышленников, людей, способных на диверсии, убийства.
Теперь я вижу, как это было мерзко и глупо. Впрочем, зачем я вам это говорю? Все равно вы мне не поверите, хотя я писал вполне откровенно.
– Почему не поверим? Мы считаем вас принципиальным человеком, даже патриотом. Иначе этого разговора не было бы. У нас с вами идейный поединок. Ваши монархические чувства – это классовая ограниченность. Нельзя же быть слепым! Чтобы служить родине, надо быть не просто лояльным, а подлинным её гражданином, работать для неё не за страх, а за совесть. Вы подписали отказ от политической деятельности. Что ж, поверим…
Он обошёл вокруг стола и открыл ящик.
– Вы свободны, Александр Александрович. Вот ваши документы. Можете продолжать работать. С нашей стороны нет никаких препятствий. Предупреждаю вас только об одном: ваш арест и все, что связано с ним, необходимо держать от всех в абсолютной тайне. Об этом также предупреждена и гражданка Страшкевич. Для всех, в том числе и для семьи, вы были в командировке в Сибири и там болели тифом. Мы позаботились о том, чтобы эта версия была вполне правдоподобна.