Потапов заметил это:
– Не стану вас задерживать, Александр Александрович… A bientot5!
Якушев чувствовал, что в разговоре с Потаповым он не только не обрёл покой, но душевное смятение его увеличилось.
И все-таки он не уходил.
По аллее бежала девушка, медицинская сестра, если судить по косынке.
5 До скорого свидания! ( франц.)
– К вам тут ещё посетитель… Тверской по фамилии! –
кричала ещё издали.
– Пусть идёт сюда. А вы не спешите, Александр Александрович.
К ним довольно бодрой походкой шёл старичок в валенках, в охотничьей куртке, в башлыке, завязанном узлом на шее. Седая борода разметалась по башлыку.
– Князь?. – Лицо Потапова выразило одновременно удивление и удовольствие.
Старичок размотал башлык, вытер платком рот, разгладил бороду и тогда только поздоровался, как бы уколов
Якушева взглядом из-под косматых бровей.
– Рад вас видеть… на свободе, – сказал Потапов.
– Вторую неделю. Во-первых, мерси… Вы знаете, за что. Во-вторых, я к вам за советом. Но это во-вторых.
– Не стоит благодарности. Как это вас угораздило?
Хотя… титул и все прочее. Вы долго просидели?
– Два года без одного месяца.
Якушев с симпатией поглядел на старика: «Вроде однокашники».
– Как же все-таки это вышло?
– Очень глупо. Но это длинный рассказ.
– Нет, уж вы расскажите.
– Значит, осенью девятнадцатого года я, как вы знаете, cher ami6, жил у своего садовника, Ветошкина, в Зарайске.
И вдруг пожаловал ко мне фон Рейнкуль, жёлтый кирасир, я его у Бобринских встречал. И начинает очень пышно, в духе Карамзина и Мещерского: «Мы переживаем исклю-
6 Дорогой друг ( франц.).
чительные дни – генерал Деникин в Орле… Вы, подобно вашим предкам, должны быть готовы встретить хлебом-солью его превосходительство, а засим и будущего царя всея Руси…» Слушаю я этого господина и спрашиваю: «Это кого же именно?»
– В самом деле, кого?
– «А это решит Земский собор… – отвечает мне фон
Рейнкуль. – Ваши предки возводили на трон царя Михаила
Фёдоровича». Я ему говорю: «Выбор нельзя сказать чтоб удачный.
И
вообще,
говорю,
мы этих
Голштин-Готторпских, Романовых не чтили, мы Рюриковичи, бывшие удельные князья. Так что ваш генерал Деникин и „царь всея Руси“ от меня хлеба-соли не дождутся».
– Ну, князь, вы всегда были либерал, – едва удерживаясь от смеха, сказал Потапов.
– Как же не либерал, во втором классе по железной дороге ездил, экстренных поездов, как мой кузен светлейший князь Пётр Григорьевич, не заказывал.
– А все-таки как же вас в тюрьму?. Хотя время-то какое было.
– Вот именно. Ну этот фон Рейнкуль, когда я ему все высказал, заскрипел зубами и буркнул: «Мы это вам припомним», – и с тем ушёл. А я думаю, кого они ещё найдут из этих Голштин-Готторпских, Николая Николаевича с его супругой-черногоркой, так это не лучше Николая Александровича с его гессенской немкой. Я близко знал сестру её, Елизавету Федоровну, бывал у неё в Mapфомарьинской обители. Она и Джунковский все меня в православии наставляли. Нет! – И старик взмахнул руками. – Скажите мне, с чего этих немочек на православие потянуло? А вот с чего: у лютеран – кирка, стены голые, пастор что-то бубнит, а у нас – синодальный хор, музыка Бортнянского, золотые ризы, что ни говорите, лучше, чем кирка… Мы-то с вами знаем, что наши попики не прочь наливочки хлебнуть и молоденьких прихожанок пощупать…
– Ну, князь, вы форменный безбожник!
– Это я теперь стал, а двадцать лет назад меня Толстой
Лев Николаевич совсем было в свою веру обратил, я даже к духоборам в Америку ездил.
– Ну за что вас все-таки взяли?
– Не знаю. Может, за этот визит Рейнкуля. Его-то расстреляли, как вам известно. А у него, говорят, список нашли. Всех, кто уцелел из московского бомонда, он, оказывается, почтил своим визитом. Ну и я, наверно, был в том списке. Следователь мне говорит: «Куда ты лезешь, старик? Тебе в субботу сто лет!» И меня в Бутырки, нет, прежде в лагерь Ивановский, что в монастыре на Солянке.
Застаю там весь Английский клуб – Олсуфьевы, Шереметевы, Шаховские… И все те же разговоры, разумеется, по-французски: у кого борзые лучше – у Болдырева или у
Николая Николаевича – и у кого повар был лучше –
француз Дешан или Федор Тихонович у Оболенских. А
меню у нас у всех такое: мороженая картошка и ржавая селёдка. Едим и ругаем большевиков. А старая княжна