2. Сбербанк: 4276 3801 4984 4602
Сами понимаете. Похороны - это чертовски дорого.
========== Глава 5 ==========
— Брат, братик, смотри! Огро-омный!
Эванс послушно повернул голову и уставился на давящийся паром Хогвартс-экспресс. Мальчик не любил технику, электронику и большинство придуманных магглами вещей, поэтому красная стальная громадина не вызывала у него никаких положительных эмоций.
Другое дело Лили. Девочка полыхала восхищением, болотные глаза искрились от избытка чувств. Её восхищало решительно всё, от клубов серого угольного дыма до блеска хромированных деталей поезда. И, конечно же, её восхищали снующие мимо маги.
Эванса происходящая рядом катавасия лишь раздражала. Все эти потерявшиеся коты, гадящие сверху совы, заботливые родители и детишки, стремящиеся поскорее вырваться из-под удушливой опеки. И поезд. Поезд! А ещё волшебники, называется.
Эванс, к примеру, ожидал увидеть ковры-самолёты, запряжённые пегасами кареты, да хоть единорогов или драконов. Он надеялся, что у магов есть драконы. А то этот насквозь механический поезд убил в нём практически всю веру в волшебство.
Дальше — хуже.
Люди, хоть и были волшебниками, но практически ничем не отличались от магглов. Высокомерие, разделение на классы по знатности и уровню дохода, попытки казаться лучше, чем есть на самом деле… всего этого Эванс насмотрелся ещё в приюте, когда потенциальные приёмные родители присматривали для себя жертву. Почему-то мальчику казалось, что у магов всё совершенно по-другому. Но люди оставались людьми что с волшебными палочками, что без них.
Кстати про волшебные палочки… Эванс недовольно поморщился, когда затаскивал его с сестрой поклажу в вагон поезда. Лили, заметив недовольство брата, обеспокоенно взглянула на него:
— Больно?
— Нет. Просто неприятно.
Девочка поджала губы, но развивать тему не стала.
Магический мир преподнёс детям не самый хороший подарок в первый же день знакомства: глубокие, отвратительно выглядящие ожоги на ладонях Эванса. Последствия от примерки неподходящих волшебных палочек.
Что интересно, эти раны появились не сразу. Прошло по крайней мере несколько часов после посещения Косого переулка, прежде чем на мальчишеских ладонях начали расцветать ожоги. Точно на тех местах, где с кожей Эванса соприкасались отвергнутые волшебные палочки.
Лили, если честно, знатно перепугалась, когда брат вернулся в приют с обожжёнными руками. Но всё равно оказала достойную помощь: перевязала, обеззаразила, немного помагичила и ещё по мелочи. Казалось бы, она должна была давно привыкнуть к разным ранам, ведь у Эванса была одна довольно страшная особенность…
На коже её дорогого братца периодически возникали тёмно-красные, фиолетовые, а иногда и светло-зелёные пятна. Как правило, с появлением этих отметин от Эванса начинало неприятно пахнуть, и Лили сообщала об изменившемся запахе до того, как происходил какой-нибудь конфуз и кто-нибудь замечал изменения кожи. Также на теле Эванса часто прорывались странные нарывы: по краям разошедшейся плоти они были тёмно-коричневого, почти чёрного цвета, тогда как в самой своей сердцевине плоть имела тёмно-фиолетовый оттенок. Если с пятнами Эванс разбирался легко сам, то вот такие язвы ему приходилось лечить вместе с Лили часами, нашёптывая на них что-то своё, на непонятном языке.
Какой-то сердобольный старшекурсник махнул палочкой, и багаж будущих первокурсников взлетел. Лили благодарно улыбнулась, схватила брата за запястье и потащила за собой в поисках свободного купе. Всё было занято, даже непривлекательные купе возле туалетов и выхода.
Найти пустое купе оказалось невозможно. В итоге, Эвансам пришлось присоединиться к активно обсуждавшим профессоров второкурсникам.
— А я говорю, что Флитвик — лучший! — с вызовом воскликнул щуплый белобрысый паренёк в помятом джемпере и голубом галстуке. — Он нас стольким крутым вещам научил! Вот ты умеешь превращать что угодно в гриб? Нет? То-то же!
И, словно в доказательство своих умений, он выхватил из кармана палочку и направил её на лежащие на столике конфеты. Те сразу стали расти и меняться, приобретая вид грибов.
— А нас профессор Спраут научила определять много растений, — лениво протянула девочка с двумя высокими каштановыми хвостиками. — И ты наколдовал прекрасные ядовитые грибы, умник. Возвращай конфеты!
— А я не умею, — растерянно признался «умник», смущённо потирая макушку. — Я не учил обратного заклинания.
Купе наполнилось хохотом, и тогда Лили поняла, что там их с братом точно не обидят.
Интуиция, как всегда, не подвела маленькую ведьму: уже через пять минут их с Эвансом усадили около окна, дали в руки кружки с чаем и бутерброды и даже погладили по головам, как маленьких. С разговорчивой Лили тотчас завели беседу, наперебой рассказывая о каждом факультете, — компания вмещала в себя представителя каждого, — и об учёбе в общем; к молчаливому мальчику второкурсники не лезли, думая, что тот заснул, и стараясь говорить как можно тише.
— Да моего брата и пушечным выстрелом не поднимешь! — фыркнула на эти попытки Лили, чем вызвала новую волну хохота, до того смешное выражение лица она состроила.
— А вы чьих будете? — спросила девочка с хвостиками. — Ой, прости. Меня зовут Анжела, Анжела Фрэнкс. Магглорождённая, факультет — Хаффлпафф.
— И лучшая на своём потоке, — саркастически откликнулся мальчик с зелёным галстуком. — Я Сэм Дэвидсон, чистокровный американец. Учусь на Слизерине, живу в мрачных и холодных подземельях. Ни за что не поступайте на Слизерин, если вы теплокровные! — показательно передёрнулся он.
— Да вообще на Слизерин не поступайте — гадюшник ещё тот. Майкл Коллинз, полукровка, Гриффиндор. А этот корчащий рожи грибной человек — Жерар Дюссо, француз без акцента с фиг знает какой кровью, Равенкло.
— Кровь у меня красная, — цыкнул на Майкла Жерар. — А вы совсем запутали ребёнка. Представишься?
— Лили Эванс! — рассмеялась рыжая. — А мой брат — просто Эванс! Он всё никак не выберет себе имя, — шёпотом произнесла девочка, будто доверяла великую тайну. — Я люблю цветные карандаши, они классные. Вы знали, что у магов совсем нет ручек? Пишут перьями, из хвостов птичек.
Малиновка чирикнула, высовывая маленькую головку из нагрудного кармана Эванса. Несмотря на то, что с ней в основном возилась Лили, птичка почему-то больше любила её брата, который мог часами пролежать без единого движения. С чем связана такая привязанность, Лили не знала, но искренне радовалась: даже Эванс не мог убедить себя, что любовь животных надумана ими самими. О нет, он прекрасно осознавал, что обычные, ослеплённые инстинктами животные — самые искренние существа на всей планете, и что ненавидят звери так же яростно и полно, как и обожают своих хозяев.
Птичка, что-то неразборчиво пролепетав, вновь скрылась в кармашке. Эванс, не открывая глаз, поднёс руку к груди и погладил тёплый комочек сквозь ткань. Трепетание птичьего сердечка словно заглушало для него все остальные звуки, от смеха детей до стука колёс.
Его сознание плыло по мерной, неспешной реке. Ненастоящая вода заливала уши и нос, и Эванс не мог дышать или слышать что-то. Не было даже биения его собственного сердца — но к этому мальчик за несколько лет привык. Его сердце давно было мёртвым, и жизнь в теле держалась лишь благодаря магии.
Он погружался глубже. Солнечный свет медленно рассеивался, поглощённый водой; вокруг плавали огромные, зубастые твари. Но и их становилось меньше с каждым мгновением: даже такие хищники предпочитали не опускаться в эту воду настолько глубоко.
Мальчик ощутил холодные руки на своих ногах и предплечьях. Невидимые люди схватили его за одежду и принялись тащить вниз.
За мгновение до того, как спина Эванса коснулась илистого дна, вода всколыхнулась и заволновалась. В несколько секунд водоворот, появившийся из ниоткуда, подхватил сознание Эванса и буквально выплюнул на поверхность — в скучную, серую жизнь, на воздух.
В котором не было слышно стука колёс, зато отчётливо раздавался голос Лили: