Другие привидения сочувственно качали своими головами и с жалостью смотрели на нового члена призрачной общины. Как сказал Николас, привидение факультета Гриффиндор, подобное поведение для недавно умершего человека вполне естественно: девочка никак не могла осознать и принять свою смерть с достоинством; вместо этого она продолжала следовать привычному распорядку дня, плывя по неспешному течению своей не-жизни.
Неудобно вышло с изменившимся расписанием. Как и всегда, в начале февраля оно полностью перекраивалось: добавлялись «тёплые» предметы вроде гербологии и основ ухода за магическими существами, которые традиционно проводились на улице. Радостные дети получили повод побольше находиться на свежем воздухе, а раздражённые преподаватели теперь отлавливали вновь принявшихся прогуливать учеников по всей территории школы. Бывало, профессор Вектор или профессор Снейп чуть ли не за уши вытаскивали лентяев из самых неожиданных мест. Ученики были везде, от поваленных деревьев, полых и тёплых внутри, до самодельных хлипких домиков на деревьях, держащихся лишь на честном слове и самой магии.
Так вот, немного неудобно вышло с Гермионой. Расписание изменилось, ей об этом сообщили сердобольные ученики, но девочка-призрак продолжала путать кабинеты и часы, приходя учиться по старому расписанию и тем самым часто оказываясь на уроках старшекурсников, где решительно ничего не понимала. А если и понимала — то тотчас забывала, поскольку, как узнали любознательные рейвенкловцы, ни портреты, ни привидения не могли нормально учиться после своей смерти, хотя и обладали идеальной памятью о собственной жизни. Девочке, конечно, повесили расписание рядом с её вечно пустой и холодной постелью, но Гермиона не могла запомнить даже распорядок дня, не говоря уже о чём-то большем.
Когда Гермиона прекратила посещать уроки, первогодки вздохнули с облегчением. Девочка их пугала, и Лили прекрасно понимала своих однокурсников, хотя и не разделяла их страха. Призраки являлись слепком личности, его ярким посмертным отпечатком, фиксирующим также то, как человек распрощался с жизнью. Именно поэтому Кровавый Барон щеголял с огромным кинжалом в груди, Серая Дама стыдливо кутала шею с синяками удушья в прозрачную шаль, а Николас хвастал своей почти отрубленной головой — как же, сорок пять ударов тупым топором!
То, что осталось от головы Гермионы, порой пугало не только маленьких детей, но и взрослых. К концу дня до призрака это доходило, и она уединялась в старом, всеми позабытом классе чар. Утром это знание ускользало, и Гермиона вновь и вновь ловила на себе странные, полные страха и отвращения взгляды.
Посещение призрака стало чем-то вроде традиции. Лили приходила к ней в основном по вечерам, когда девочка точно была в классе и грустила над своей судьбой. Но иногда Гермиона оказывалась в «убежище» и днём, как сегодня.
— А что ты тут делаешь? — удивлённо спросила Лили у Гермионы.
Она рассчитывала побыть в одиночестве. К тому же, Лили нравилось слушать про проблемы маленькой неживой девочки: тогда собственные беды начинали казаться Лили не столь значительными.
Перепуганный призрак резко обернулся, заставив Лили скривиться: что бы она ни думала о Гермионе Грейнджер, выглядела та не очень приятно. Осколки светло-голубого черепа украшали её плечики, тёмно-синяя, а кое-где даже фиолетовая тёмная кровь пропитала форму. К резким обломкам того, что некогда было головой, крепились куски плоти; длинные нити, похожие на растянутую жвачку, болтались и путались в остатках волос. Лили чуть привстала, с интересом заглядывая в половинку черепной коробки, где, как в чаше, плескался желеобразный суп из остатков хвалёного мозга.
— Я… я… плачу.
Лили склонила голову к плечу и чуть прикрыла глаза. Которых, кстати, не было у Грейнджер. А значит и плакать она не могла.
Эванс поудобнее уселась на парте, подтянула колени к подбородку и улыбнулась, хотя и не было в её улыбке ничего доброго:
— Ну, плачь. Плачь. Я тебя постерегу.
========== Глава 11 ==========
Из больничного крыла Эванса выпустили как раз тогда, когда облезлые чёрные кусочки промёрзшей земли робко выглянули из-под белых сугробов. Такую погоду Лили не любила совершенно, поскольку первые оттепели всегда были обманчиво-ласковыми и добрыми, хотя могли просуществовать всего пару часов. После себя они оставляли грязные пятна омерзительного цвета, обледеневший жесткий снег и скользкие полосы дорог.
Небо всё ещё оставалось неприлично-серым, затянутым бесконечным маршем облаков. Редкие озлобленные голодные птицы мрачно зыркали на поваливших на улицу учеников своими блестящими глазёнками.
— Хорошо, что я тебя вызволила, правда?
Мальчик не ответил, даже не повернул головы. Для него всё было едино: пребывание в больничном крыле, сидение на уроках или же тупое потакание Малфою, возомнившим себя хозяином или, по крайней мере, покровителем красноволосого слизеринца. К счастью, Драко был больше занят учёбой, налаживанием связей на факультете и подчинением себе первокурсников-грязнокровок, нежели Эвансом.
Лили опасалась, что через год-два приоритеты Малфоя могли круто измениться.
Эванс достал из кармана мандарин и протянул его сестре. Лили с благодарностью приняла фрукт: после обеда прошло уже целых полтора часа, и она успела проголодаться. Девочка принялась чистить мандарин, со злобной радостью вспоминая, какими ошеломлёнными выглядели лица медиков, когда Эванс, не открывая глаз, взял её за руку; мадам Помфри, как бы девочка к ней ни относилась, всё же удалось выторговать для неё и Эванса «прощальную» встречу, прежде чем мальчика должны были перевести в Мунго. Глупые колдуны! Так долго не пускали её к брату!
Ну, они думали, что не пускали.
О, гриффиндорка прекрасно помнила, как после нескольких дней беспрерывного штурма больничного крыла и примерно за три недели до планируемого «переезда» Эванса в Мунго она решила откровенно поговорить с мадам Помфри. Женщина казалась ей вполне адекватной, а значит, Эванс могла рассчитывать на конструктивный диалог и, возможно, — только возможно! — на то, чтобы взглянуть на своего дорогого брата хоть одним глазком.
Резкий отказ мадам выбил Лили из колеи:
— Что значит «нет»? — повторила девочка, чуть понизив голос.
— «Нет» значит «нет», мисс Эванс. Я не в праве пустить ни вас, ни кого-либо ещё к мистеру Эвансу.
— Он мой брат!
— Нет, — повторила Помфри, прежде чем начать игнорировать любые попытки Лили договориться.
Гриффиндорка не стеснялась никаких методов, чтобы проникнуть к единственному родственнику, начиная с шантажа и заканчивая заключением договоров со слизеринцами. Ни для кого не были секретом её мотивы и желания, и весь Хогвартс, затаив дыхание, следил за попытками рыжеволосой бестии переиграть мадам. Некоторые ученики даже делали ставки, и Лили, хотя и злилась на подобное отношение к себе и своему брату, отчасти понимала скучающих детей: из развлечений в Хогвартсе был только квиддич, Снейп и что-нибудь редкое и необычное, вроде полуголовой Грейнджер.
К несчастью, ничто не принесло Лили победы. Все её попытки пробраться к брату не увенчались успехом. Успеваемость девочки значительно снизилась, но лишь из-за того, что та думала скорее о том, какую хитроумную ловушку установить около лазарета, нежели о домашних заданиях или скучных лекциях.
В поисках необходимых чар девочка перевернула половину библиотеки вверх дном, доведя несчастную мадам Пиннс до нервного срыва. Лили должна была признаться, что собственные поиски интересующего её материала были намного более увлекательными, нежели монотонный бубнёж и махание палочкой в классе Чар.