— Большой Зал подходит по размеру, к тому же, там для неба нужен всплеск энергии. Идём, идём!
Они дошли до Большого Зала, сопровождаемые любопытными магами. Там работала Розита — Лили не уставала поражаться её способности без устали рассчитывать длиннейшие уравнения для точного рисунка ритуала. Звёздное небо в Большом Зале действительно стало для неё достойным вызовом. «Работой всей жизни», — часто шутила Розита.
— О, а вы как раз вовремя! — широко улыбнулась леди Гриффиндор, отряхивая руки от меловой пыли. — Я как раз закончила со всеми рисунками и расчётами. Остался только выплеск сырой силы — и будет в этом зале твоё небо.
— А мы как раз с выплеском силы, — неловко потёрла шею Лили. — Я хочу в этом зале провести обряд некро… можно?
Розита на мгновение задумалась, потёрла подбородок и оставила на нём белую меловую полоску.
— Да, некро тоже подойдёт. Подожди немного, я слегка подправлю линии, тут недолго.
Пока Розита исправляла рисунок, Лили забрала у Ровены мёртвую Елену. Действовала Эванс по наитию и совсем чуть-чуть — по наставлениям лича. Тот не уставал повторять, что учение для благословлённых Самой — только вред, что Лили и её брат должны делать всё так, как велит им интуиция.
Лили и делала. Размотала все пелёнки, обнажая серое, гниющее тело младенца. Положила ребёнка на пол и села рядом с ним. Принялась осторожно гладить плечики, колени и тощую шейку — так, как ей казалось правильным.
— Так, — нахмурился лич, явно понявший, что будет делать Лили дальше. — Все на выход.
— Но я же, — заикнулась Ровена.
— На выход. Остаться может змеемордый, он патрон юной Госпожи. Остальные выход Смерти не переживут.
Маги исчезли из зала поразительно быстро, выволокли даже Розиту и Ровену, что настороженно оборачивалась на замершую над ребёнком Лили. Зря женщина это делала. Если бы она сдержала своё любопытство, то не увидела бы, что начала делать юная некромантка.
Лили гладила крошечное тельце, а потом вдруг ощутила злость на этого маленького ребёнка. Чувство было настолько острое, сильное, что Эванс не смогла ему сопротивляться и потонула в нём. Она прекрасно осознавала, как рвёт детское тело, выдирая из него крошечные руки и ноги, как сворачивает шею и откручивает кукольную голову вместе с куском позвоночника. Гнилое мясо и мягкие хрящи позволяли справиться с этой грязной работой даже детским рукам Эванс.
— Нет! Нет, она её рвёт! — услышала Лили до того, как двери Большого Зала закрылись.
После на них легла магическая печать лича. Теперь никто не смог бы войти или выйти из зала до того, как закончится ритуал.
Лили не стала слишком сильно выражать свою ненормальную злость, ей хватило расчленения детского тела на шесть частей: две руки, две ноги, голова и туловище. Эванс разложила части плоти, как кукольные, возле мест сочленения — и замерла.
Салазар, оставшийся в зале, нахмурился и отошёл ближе к запечатанным дверям. Он остался при ритуале скорее из любопытства, чем по реальной необходимости или из волнения за свою протеже — и теперь немного жалел о своём решении. С другой стороны, это был единственный для него шанс посмотреть на работу настоящего некроманта-интуита. А от такого не отказываются.
Меловые линии, что чертила Розита, засветились белым. Пустые глазницы окон, которые Гриффиндоры планировали закрыть витражами, заволокло тёмной дымкой — мутной, неприятной даже не вид. По каменному полу пошли трещины, и пустой зал внезапно перестал казаться огромным; напротив, он будто бы сжался до места около Лили и мёртвого ребёнка.
— Великая! — выдохнул лич, падая на колени. — Великая!
Он распростёрся ниц и замер. Замер и Салазар, вжимаясь спиной в двери. Обзор у Слизерина был прекрасный: он видел действо немного сбоку, так что различал и то, как выглядела Лили, и её неожиданно призванного покровителя.
К такому Слизерин точно не был готов.
Муть сгустилась перед Лили, и из хмари вышел мужчина — высокий, в чёрном балахоне и с ослепительно-белыми волосами. Со своего места Салазар видел, что волосы у Лили из витых ржавых локонов превратились в прямые пряди блестящего яркого пламени, а глаза утратили цвет болота, налившись зеленью. Детские черты пропали за сущие мгновения — и вот на коленях перед беловолосым сидела женщина, достаточно молодая, но с ожесточённым лицом.
— Вот ты где, — сказал беловолосый. — Долго же я тебя искал.
— Что с Гарри? — спросила незнакомая Салазару женщина.
— А что с ним может быть, — неприятно улыбнулся беловолосый. — Разлагается. Страдает. Умирает. Умирает, Лили.
Губы незнакомой Салазару Лили скривило то ли в оскале, то ли в отвращении.
— Ты должен был следить за ним!
— О нет, нет, — прищурился беловолосый, — это ты должна была следить за своим ребёнком, девочка. Таков был уговор. А ты, вот несчастье, внезапно пропала. Оказалась прямо в прошлом, надо же!
Зелёные глаза Лили налились злобой, которая в следующее мгновение замерла и заморозилась. Вместо неё появилась какая-то идея — такой же взгляд был у той Лили, что Салазар знал.
— У тебя тоже есть дети, Великая, — сладко начала Лили. — И ты, как мать, должна…
— Я никому ничего не должен! — отмахнулся беловолосый. — Ни мёртвой тебе, ни твоему мёртвому ребёнку, ни этой мёртвой девочке. Вы все и так в моих владениях, мои рабы. И ты смеешь что-то у меня требовать?!
Лили неприятно улыбнулась, — эту улыбку Салазар тоже знал, и после неё никогда не было ничего хорошего, — и медленно протянула руку в сторону Слизерина.
— Я чувствовала от него то же, что и от дневника, и от Квиррелла. Разве это не твой ребёнок, Великая? Разве ты не Мать? И разве ты не понимаешь, что чувствую я, когда спрашиваю о Гарри, что чувствует Ровена, которая увидела, что я рву её ребёнка?
Беловолосый медленно повернулся к Слизерину, и у Салазара сердце замерло от страха и тоски. Сама Смерть смотрела на него мутными глазами — такое уж точно не забудешь.
А уж когда беловолосый оказался рядом…
Хотя это был уже не мужчина, а женщина. И волосы у неё были не белыми, а чёрными, как и глаза. Руки — нежными, очень знакомыми, когда эта женщина касалась лица Слизерина, когда гладила его по лысой голове с невозможной нежностью, когда обнимала.
— Моё дитя, — услышал Салазар во время объятий. — Моё дорогое дитя…
Лили смотрела на это действо с неприятным расчётом в ярко-зелёных глазах. Она точно знала, что будет после того, как она укажет Смерти на Салазара — и воспользовалась реакцией высшего существа для какой-то своей идеи.
Объятия растаяли быстрее, чем Слизерин успел ими насладиться. В одно мгновение он ощущал женские руки на своей спине и чужую развороченную грудную клетку возле своей; в другое возле Лили стоял беловолосый с постным, замершим лицом. Никакого следа нежной женщины, только холод.
— Хорошо, — сказал беловолосый. — Хорошо. Ты получишь, что хочешь. Живую Елену Равенкло и путь обратно, к своему Гарри.
— Когда я смогу отправиться обратно?
— Не раньше, чем ты выполнишь несколько условий. Авергейл! — услышав своё имя, Лич поднялся с колен. — После ритуала и она, и моё дитя всё забудут. Твоя задача — донести до них условия, по которым Лили сможет вернуться к себе домой. Ты понял меня?
— Да, Великая!
— Что нужно? — повторила вопрос Лили.
— Три вещи, юная Госпожа, — скривил губы беловолосый. — Нужно очистить здешнюю землю от проклятия — ты скоро увидишь его действие. Нужна жертва, но не обычная, а… благородная. И нужно, чтобы ты забрала из этого времени то, что ты привела сюда.
— Василиск? — побледнела Лили. — Но он не мог пройти за мной, он же…
— Не василиск, совсем не василиск… — внезапно тоскливо вздохнул беловолосый. — Маги. Двое. Мужчина и девочка. Они должны или перейти с тобой обратно, или умереть, чтобы не рушить историю. Поняла? А теперь — спи!
Слизерин только моргнул; перед его глазами уже была не взрослая женщина, а привычная маленькая Лилит. Ржавые кудрявые волосы, остекленевшие болотные глаза.
Рядом с ней стоял беловолосый. Рядом с самим Слизерином — нежная женщина с чёрными глазами.