Эмилия долго устраивалась на треножнике, разглаживая складки на светло-синей столе, скрывающей её расплывшееся неуклюжее тело. Гай Валерий не торопил жену, зная, что она любит говорить медленно, тщательно обдумывая каждую фразу.
- Антистия, - сказала матрона задумчиво. - Дочь Антистия Вера. Приёмная дочь. Я видела её на прошлогодних Флоралиях. Красивая девочка. Говорят, её мать отбила жениха у старшей сестры. Если дочь пошла в мать, она так просто нашего сына не отпустит.
- Надо поговорить с Антистием, пусть приструнит...
- Не надо говорить с Антистием, - оборвала мужа матрона Эмилия. - У него нрав, как у бешенного осла. Он тебя и слушать не станет. Да и что бы вы ни решили, Октавий не откажется от своего. А препятствия лишь усиливают любовь. Разве ты не читал Овидия? Отошли девчонку в провинцию - и наш сынок сбежит из дома вслед за ней. Ты правильно сделал, что запер его. Пусть посидит, чтобы не сотворил глупостей и не помешал.
- Не помешал в чём?
- От девчонки надо избавиться, - деловито сказала Эмилия. Сказала так, как будто рассуждала, сколько амфор рыбного соуса надо закупить в Ликсусе. - Знаешь, мёртвые красавицы - они не то, что живые.
Оказавшись в зернохранилище, Октавий чуть не плакал от унижения и обиды. Снаружи загремели засовы - это Бронт навешивал замок на тюрьму молодого хозяина. Не помогли ни угрозы, ни уговоры.
Усевшись среди кувшинов с зерном, Октавий подпер кудрявую голову и задумался. Мысли его были с той, которую он увидел в прошлом году на Флоралиях - красивую, как сама богиня цветов. Когда она шла во главе танцующей процессии, наряженная в короткую греческую тунику, с кимвалами в руках, её больше всех осыпали душистыми лепестками, а когда пришло время раздачи освященных жрецами цветов, у её стола собиралось больше всего молодежи. Получить гвоздику и поцелуй стоило всего два дупондия, и Октавий снова и снова вставал в очередь, бросая в ящичек латунные монеты. Когда он в десятый раз появился перед столом богини цветов, она узнала его и засмеялась. Потом он выпытал её имя и дом, где она жила с отцом и братом.
Антистия. Антистия Вера.
В ней пленяло всё - улыбка, голос, взгляд. Он был не единственным, кто околачивался возле заветного дома с акациями, но богиня почему-то выбрала его.
Октавий припомнил день, когда она позволила взять себя за руку. Это было у источника Меркурия, за Капенскими воротами. Он долго шёл за ней по кривым улочкам, восхищаясь её стройностью и горделивой осанкой. Она и её рабыня несли кувшины на головах, разговаривали и смеялись чему-то. Потом был полумрак грота, и он лепетал что-то, спотыкаясь на каждом слове, а она скромно слушала, опустив глаза на кувшин, в который лилась тонкая струйка целебной воды. Потом он взял её за руку и не встретил сопротивления. Он считал себя самым счастливым человеком на свете.
И вдруг отец решил женить его на Лепидовой волчице!
Октавий застонал от одной мысли о возможном браке.
Сверху шлёпнулся камешек, а потом ещё один. Октавий поднял голову и в вентиляционном окне под самой крышей увидел смуглое лицо своего личного раба Эвия.
- Ну что, ты видел её? - вскричал Октавий, вскакивая. - Что она сказала?!
- Тише, хозяин! - зашипел Эвий. - Этот черный циклоп торчит у входа! Вам-то он ничего не сделает, а мне завернёт хребет в другую сторону. Твоя богиня передала вот это.
Он просунул руку в окошко, и в воздухе закружился обрывок папируса. Октавий едва дождался, пока заветное послание упадет на землю, после чего принялся жадно читать строки, начертанные любимой. По мере прочтения, лицо его вытягивалось.
- Что это? - прошептал он, не веря глазам. - Ты, верно, обманываешь меня, мерзкий Эвий? Она не могла написать этого!
- За что хозяин обвиняет меня? - ответил раб с достоинством, хотя ему трудно было соблюдать достоинство, балансируя под крышей. - Я видел, как госпожа тайком передала служанке лист, служанка передала его мне, а я принес вам.
- Невозможно! - Октавий взъерошил кудри, снова и снова перечитывая послание. - Она говорит, что передумала бежать и уезжает в Путиолы, чтобы выйти там замуж за какого-то Тапсения. Что за Тапсений? И что значит - передумала? Именно теперь, когда я открылся отцу и пошёл против него?
Октавий почувствовал слабость в ногах и облокотился о кувшин, вкопанный в землю. Как странно: только что он жил мечтами о прекрасной Антистии, а теперь испытывал к ней одну лишь ненависть. Он скомкал лист, сжимая его в кулаке так сильно, что побелели костяшки пальцев. Предстань сейчас перед ним эта лживая богиня, задушил бы без жалости.