- Ты говоришь, как сорокалетняя баба! - вскипел Антистий Вер. - Может, именно ты и распускаешь сплетни?
Оцелла только всплеснул руками, когда отец вошёл в дом, не дожидаясь его.
Антистий Вер прошёл в таблинум (кабинет) и сел за стол, перебирая хозяйственные записи - отчёты управляющего о посевах на загородном поле, численности скота и рабов. Но сосредоточиться не мог. В конце концов, он бросил аккуратно сшитые листы папируса и заходил по комнате.
- Мальчишка с гадючьим языком! - выругался он в сердцах.
Неужели соседи и вправду говорят что-то о нём и падчерице? Это плохо. Он был слишком мягкосердечен, позволив ей самой решать свою судьбу. Надо было выдать сразу замуж - и пусть с ней мучается супруг. Он посчитал по пальцам. Ей двадцать или около того. Хватит строить из себя нимфу, пора примерить головную повязку и остепениться. Словно наяву ему привиделась падчерица - и вправду очень красивая. И что самое страшное - осознающая силу своей красоты. Оцелла ведёт себя недостойно, но его можно понять. Он обижен. Мальчишка, которого мать избаловала - с него не будет толку. Но у него могут родиться дети, которые будут достойны зваться Верами. А девчонка... От неё надо избавиться и побыстрее, пока позор не вышел наружу.
Он позвал доверенного раба и вышел с ним во внутренний двор, где журчал маленький фонтан.
- Возьми с собой ещё двух людей, - велел Антистий. - Выбери таких, что не будут болтать. Проверь лавки с благовониями и ювелирные магазины, а когда увидишь мою дочь...
Оцелла метал мяч и с каждым броском его замах становился всё сильнее и резче. Но вот его окликнули по имени, юноша оглянулся и махнул рукой партнёру, показывая, что на сегодня игра закончена. Вытирая мокрое от пота лицо, он приблизился к благообразному мужчине средних лет, который взирал на него с улыбкой, любуясь стройной фигурой в греческой эксомиде - короткой тунике без рукавов, скрепленной узлом на левом плече, и оставляющей открытой правую половину груди.
- Ты совсем себя не щадишь, - ласково пожурил Оцеллу мужчина, обнял за шею и поцеловал прямо в губы отнюдь не дружеским поцелуем.
Оцелла вырвался, оглядываясь.
- Тебе надо вести себя осторожнее, - в голосе его послышались капризные нотки.
Патриций поспешил извиниться, заискивающе заглядывая в глаза юноше и поглаживая его руку:
- Понимаю твоё беспокойство, но поверь, что о сенаторе Авле Паконии Сабине никто не посмеет сплетничать. Иначе, - он засмеялся, - император пришлёт сплетнику письмо с рекомендацией поскорее отойти в мир иной.
- Ах, ты печешься только о себе! - воскликнул Оцелла, проходя в термы, прямиком в кальдарий - парильню. Патриций последовал за ним, скинув одежды на руки рабу и оставшись в одной набедренной повязке.
По знаку Пакония Сабина к юноше тут же подбежали трое банщиков и принялись орудовать скребками, счищая с молодого тела пот и налипший песок. Пар от горячей воды клубился, как туман. На деревянных скамьях сидели и лежали мужчины, отдыхавшие после гимнастических упражнений.
- Что произошло? Почему ты недоволен? Ведь не я тому причиной? Я видел, ты метал мяч с такой яростью, словно сражался со смертельныи врагом. Подожди, я понял! - Поконий Сабин сел рядом с Оцеллой, закрывая рот и нос мокрой тряпкой, чтобы горячий воздух не обжёг гортань. Он был уже весь красный и обливался потом, но не желал оставлять своего молодого друга одного. - Твой отец, верно? Но разве он посмеет возразить? Ведь сам император...
- Моему отцу безразлично, что творит император, - отрезал юный Антистий, вытягиваясь на животе и упираясь подбородком в сложенные руки. Рабы окатили его водой и снова заработали скребками. - И если он узнает о связи с тобой, то убьет меня не задумываясь.
Лицо патриция стало особенно ласковым.
- Нет-нет, - сказал он, - я не могу так рисковать твоей жизнью. Нам надо быть осторожнее, ты прав. Но твой отец только лишь грозится. Он никогда не лишит жизни единственного наследника. Да и у самого Гадеса не поднимется на тебя рука! Я всё время трепещу, как бы Зевс не похитил тебя из моих объятий, подобно Ганимеду.[6]
- Ты не знаешь моего отца. Если он не боится императора, то не побоится и Юпитера.
- Твой отец живёт уединённо, откуда он узнает о нас? - продолжал утешать его Сабин.
- Моя сестра всё знает, - с досадой ответил Оцелла. - Если она заговорит, я останусь без наследства - в лучшем случае. Отец перепишет завещание в пользу сестры.
- Отрицай всё.
- Отец больше верит моей сестре, чем мне. Она будто околдовала старикана. Сегодня он целый день торчал у ворот, ожидая, когда она появится. Чем больше думаю об этом, тем больше уверен, что тут попахивает кровосмешением.