— Садко.
— Пёс, — обозначил себя я, отвечая на рукопожатие. Рука очень крепкая, ну да и мы силушкой не обделены, да. Не мог, кстати, не заметить, что мой шеврон бородач разглядел, подозрительность из взгляда у него при этом пропала. — Что за предвзятое отношение к княжьему люду, или мне показалось?
Садко (это ж как тебе имечко такое досталось? торговец ты, или музыкант?) поморщился, будто лимон укусил, и ответил:
— Поборами замучили — спасу нет. На нашей земле, говорят, живёшь-торгуешь, так изволь десятину, мол, платить. Тьфу, мироеды!
Мой собеседник достал из кармана незатейливый портсигар, украшенный гравировкой (рисунок разглядеть не успел), выудил из него самокрутку и начал охлопывать свои карманы. Я достал сигареты с зажигалкой, подал огня Садко, на что он, раскуривая, пробурчал что-то с благодарными интонациями, и закурил сам.
— Отсрочку дали, на днях прийти должны, — пробормотал обитатель гаражей, продолжая свой рассказ, — но уж никак не сегодня. Вот я и уточнил на всякий случай. Думал, стрелять или нет.
Я издал что-то похожее одновременно и на хмыканье, и на нервный смешок. Конечно, менталитет послевоенный весьма отличен от того, что мы имели раньше, но вот так вот с бухты-барахты невзначай обронить своё намерение пристрелить тебя, пойди что-нибудь не так, за разговором… да после того, как огоньком поделился! До сих пор полностью привыкнуть не могу ко всем переменам. Впрочем, что я о коммуникабельности былых времён знаю. Совершенно домашним подростком был. Книжки (немалой долей военно-прикладные), пострелушки из отцовского ружья на выездах в дикую природу, стрелковый клуб в нашем городском ДОСААФ (незыблемая структура, коммунистов, «демократов» и даже либерастов, что кратковременно успели в тридцатые «порулить», пережило, не удивлюсь, если и в уцелевших городах и поныне сыщется), да секция рукопашки. И то ни в тире, ни в секции друзьями-товарищами не обзавёлся. И с одноклассниками в школе, да однокурсниками в ПТУ (аж два курса на автомеханика отучиться успел) не особо контактировал. Так что уж и не помню, насколько было нормой так шутить (хотя Садко явно не шутил, жопой чую), а раз не помню, то и заморачиваться не надо.
— Ну и зря гиенишь, — хмыкнул Садко. — В голову я бы тебе вполне попал. Да не по макушке бронированной, а промеж глаз. Был, — тут он снова поморщился, — эксцесс. Зря, что ли, постоянно на стрельбу задрачиваюсь. Вот первый княжий вымогатель в бронезащиту зря верил. У меня так всё его имущество и хранится с тех пор. Потом уж люди поприличнее пошли, с порога лаяться не удумывали. Договорились, куда ж деваться.
Мой собеседник замолчал, вовсю попыхивая ароматной самокруткой. Ну что же, картина более-менее складывается. А подробности что. Сочтёт Садко, что мне их узнать будет надо — поведает. Я понимающе покивал и через несколько затяжек полюбопытствовал:
— А коллеги мои как?
— Полицаи-то бывшие да их рейнджеры-партизаны вроде тебя? — с утвердительными нотками в голосе спросил здоровяк. — А никак. Только такие как ты и заглядывают. В район да к князю. Ко мне не совался никто.
Интересные дела. Гром предупреждал о том, что Стражи с Предлесским на грани войны, и стороны лишь ищут повод к её началу. Андрюха — ехавший со мной в багажнике пикапа автоматчик, — просто предупредил, что надо быть поосторожнее. С пулемётчиком мы даже не познакомились. А рейнджеры в Предлесское, со слов Садко, выходит заглядывают. Наши почву прощупывают? Ищут слабые места? И насколько глубоко на свою территорию княжество партизан пускает? В справочнике ведь информация для посетителей города, не для нас. Ладно, разберёмся ещё по ходу дела.
— Садко, — решил уточнить я, — а вот ты сказал, что раздумывал — стрелять или нет. Чего так решил, совсем всё?..
Договорить я не успел. Садко в сердцах плюнул в стену гаража, затушил об неё же окурок, тут же брошенный куда-то в сторону, и резко ответил:
— Да, именно вот всё! Гарантировали защиту — ни хера. Последние несколько нападений мародёров своими силами отбивали. Льготы на торговлю — там же, где защита. Ну а что, гаражи, когда князю неудобно, в его владения не входят. Зато как нужда возникает — сразу вспомнит, гнида, что с другой-то стороны вот они, под бочком.
Садко перевёл дух, махнул рукой и спросил: