Водитель, вырулив на пролегавшую между гаражей дорогу, поставил машину параллельно к обочине и заглушил мотор. Тем временем металлический лязг, с коим Садко, надо полагать, закрывал ворота, стих, и Садко вышел из гаража. Двери салона автомобиля открылись, вышли двое и, не взглянув в мою сторону, направились навстречу к своему начальнику.
— Минус вам по караульной службе, — негромко пробормотал я, делая последнюю затяжку и отправляя окурок к себе под ноги, — ребята. Вот так не обратить внимания на незнакомого автоматчика…
Впрочем, из радиопереговоров и по хмурому виду этих ребят можно было уверенно говорить, что до какого-то одного-единственного человека на собственной территории им дела не было. Зря так, конечно, ну да что поделать. А может, сочли, что раз стоит и как ни в чём не бывало курит, пока начальник занят в стороне гаражной дверью, то так и надо. Их дело, в конце концов.
Вот они сблизились с Садко, и вся троица начала что-то негромко обсуждать. Без суеты, без шума, только Садко становился всё мрачнее и мрачнее по мере разговора. Я, дождавшись, когда беседа закончится, подошёл к троице. Водитель и его напарник, наконец соизволившие на меня взглянуть, были бегло, но явно рассмотрены в ответ. У водителя пистолет на поясе, у его напарника пистолет в набедренной кобуре и висящий на уровне живота пистолет-пулемёт на висящем на шее ремне. Подсумки под магазины прямо на ремнях, про разгрузки ребята не слышали. А может, просто негде взять было. Оба в таком же камуфляже, как и Садко. Ростом один чуть пониже моих ста девяноста, крепко сбитый, другой примерно под два метра, худой. Крепыш с такой же как у Садко густой растительностью на лице, причёска под камуфлированной же бейсболкой не угадывалась, дылда просто с недельной неравномерно растущей щетиной и зачёсанным влево длинным ирокезом. Ну да, панкс нот дэд, и ядерная война не помеха. Панки живы, панки жили, панки болт на всё ложили. Особенно последняя часть негласного лозунга довоенной панковской субкультуры, судя по абсолютно флегматичному лицу, что резко контрастировало с мимикой водителя, в которой легко читались злость, досада и раздражение.
Я поочерёдно пожал им руки и представился. Водитель назвался Кэпом, панк, как я для себя решил его пока позиционировать, оказался Льдом.
— Банда Шершня напала? — поинтересовался я, показав вернувшейся с выезда паре некоторую осведомлённость в делах своих новых знакомых.
Лёд сплюнул и пробормотал:
— Да хрен его знает, обстреляли молча, даже не представились.
Кэп добавил:
— По ведомому из гранатомёта засадили. Не представляю, какого уха решили вот так сразу, если рассчитывали на добычу, ухайдокали ведь и машину, и груз. Просто с крыши или из окна. Тут уж соррян, не разглядел-с. Да и по нам из ружей прошлись, дверцу да кузов оцарапало.
Я покивал и задал следующий вопрос:
— Где это было, на карте показать сможешь?
Не дожидаясь ответа, я вытащил путеводитель и протянул его собеседнику. Кэп уверенно взял брошюрку и, отлистав до нужного места, ткнул пальцем в бумагу.
— Вот здесь. Пешком далековато, учти.
— А что, — изобразив максимально наивное, насколько был способен, лицо, сразу же отозвался я, — не подбросите?
Дурацкая привычка шутить по-дурацки порой чревата неприятными последствиями, о чём Мироздание мне напомнило в лице Кэпа, ударившего меня в плечо. Вернее, попытавшегося это сделать — отработанными движениями я перехватил его руку и скрутил, оказавшись сзади-сбоку. Слегка надавив на плечо — так, до лёгкого дискомфорта, больно я делать не собирался, ибо чревато неприятными для меня в первую очередь последствиями, — я тут же разжал захват и отпустил Кэпа, миролюбиво пробормотав:
— Ну что, блин, даже пошутить нельзя?
Лёд, потянувшийся к автомату[1], даже не успел взяться за оружие и сейчас «завис», соображая, как реагировать на стычку. Кэп развернулся и, сердито сопя, смотрел на меня. Садко, пряча в бороду ухмылку, переводил взгляд с меня на своих коллег и обратно. Выждав пару секунд, я в примирительном жесте поднял перед собой руки и сказал: