— Шёл, стало быть, колдун по полю, — громко вещал я, не оглядываясь, — да увидел, как два мужика орут.
— Чи-во?! — хором осведомились мои товарищи.
— Такое древнерусское слово — орало — доводилось слышать? В крылатой фразе одной хотя бы.
— А, это, — спустя пару секунд раздумий отозвался Лёд, — перекуём мечи на орала, да?
— Оно самое, — подтвердил я догадку. — Сельскохозяйственный инвентарь такой, для всякой крестьянской деятельности. Стало быть, мужики те землю возделывали.
Сделав паузу, я осмотрелся по сторонам. Интересно, а вот эту землю возделывать будут, или так пустырём и останется до неведомой поры? Впрочем, какое моё дело. Так, внутренний хомяк полюбопытствовал, да и успокоился практически сразу.
— И вопрошал колдун, что мол, православные, сеете, — продолжил я сказку. — И ответили мужики, один, что пшеницу, а второй — хуи.
Мои непритязательные слушатели хором заржали. Как мало людям надо для счастья. Впрочем, чего греха таить, я и сам до плоских шуток падок. Особенно в те моменты, когда не надо изображать из себя приличного человека. Хохотнул и сам, и продолжил:
— Сказал тогда колдун первому, чтобы пшено у него уродилось золотое, а второму, — снова усмехнулся, — что — пояснять, полагаю, не надо.
— И что, целое поле выросло? — подал голос до сих пор молчавший Кузя.
— Два, — воздел я кверху согнутую в локте левую руку с отогнутыми большим и указательным пальцами. — С пиками точё… хэ-хэ, не тот анекдот… с пшеницей и с удами срамными.
— Ты чего, — поинтересовался Лёд, — с Кэпом и Садко переобщался? Заговорил так посконно.
— Матом в спокойной обстановке, — последовал от меня ответ, — говорить стараюсь поменьше. Вот то ли дело в бою…
Можно было бы рассказать товарищам байку про то, как лингвисты прошлого анализировали боевые действия Второй мировой и сделали наблюдения о благотворном влиянии обсценной лексики на время, требуемое для отдания команд, что якобы и стало одной из причин эффективности советских войск по сравнению с немцами, японцами и прочими воевавшими, но пустырь мы уже покинули, выйдя на не особо широкую улицу. Расслабон в сторону, о чём я товарищам и сообщил, снова максимум серьёзности и тишины. Электронный прибор наблюдения пока ничего подозрительного не показывал, но не идти же с ним перманентно, разглядывая каждую стенку. Да и всё равно не любую он «просветит», не боевая ведь, как предупреждал Призрак, модель.
— У меня нехорошее предчувствие, — пробурчал Лёха, когда мы достаточно прилично углубились в городскую застройку. — Да и какие-то шевеления мерещатся.
Ответить ему я не успел. Собственно, в этот самый момент мы вывернули на какую-то улицу пошире, метров через тридцать от поворота перегороженную вполне приличной стеной. На вершине которой шевеления заметил уже я. Да весьма недвусмысленные. Уж направляемое в мою сторону ружьё каких-то иных толкований кроме желания его обладателя в меня выстрелить вряд ли будет иметь. Проорав «к бою!», я широким веером свинца полоснул по верху. Выстрелили мы с тем, кто нас поджидал, одновременно. Вражеский стрелок, напуганный моей очередью, укрылся, рядом заорал трёхэтажным матом Кузя.
— Лёха, Лёд, стену на прицел! — громко распорядился я и в два прыжка оказался рядом с раненым. — Прикрывайте!
Левой рукой я ухватил младшего за эвакуационную петлю разгрузочного жилета. Прижав приклад автомата к боку, я коротко бросил «отход» и, держа под контролем пространство перед собой, побежал вперёд. От ранения Кузя, надо сказать, отошёл быстро и, благо тащил я его спиной вперёд, начал стрелять. Смысл сего до меня дошёл не сразу — лишь после сильного удара в затылок. Хорошо иметь шлем — так лишь оступился и едва не кувыркнулся мордой в асфальт, а вот без него пораскинул бы, хэ-хэ три раза, мозгами.
— У-у-у, су-у-уки, шлем поцарапали! — картинно взвыл я, едва мы оказались за поворотом, и опасность осталась где-то позади. — Что делать будем?
— Для начала отпусти меня, — донеслось откуда-то снизу. — Ничего серьёзного со мной не случилось, просто дробь по ногам прилетела.
Я, нервно усмехнувшись, выполнил Кузину просьбу. Это от удара в голову я таким рассеянным стал, интересно, или просто на нервной почве забыл? Кузя прошипел что-то явно непотребного содержания, стиснув зубы, расстегнул аптечку, из которой извлёк пачку обезболивающего и бинт.
— Воды, — протянув руку, распорядился он. — Уй, бля, неприятно-то как!
Лёха передал брату флягу. Тот выдавил из блистера таблетку, запил и начал бинтоваться. Я отошёл и быстро выглянул из-за угла. Шевелений на стене не заметил, выстрелов не последовало.