«И все-таки, что бы мне ни говорили, все это — вздор!» — сердито говорил господин Бантес. Те же самые слова он повторил и в разговоре с глазу на глаз с Фридерикой. «Видишь ли, — говорил он ей, — ты ведь умная девушка и поэтому не станешь втрескиваться по уши, как какая-нибудь дурочка. Но, как уже было сказано, я не возражаю: любите друг друга, только выбросьте из головы мысли о женитьбе. Из этого ничего не выйдет. Ты слишком молода. Не торопись! Тебе еще предстоит узнать мужчин. Каждый из них имеет свои достоинства и свои недостатки. Подумай, что бы тебя больше устроило. Познакомься с фон Ханом. Не подойдет он тебе — скатертью дорога. Я не принуждаю тебя, но не принуждай и ты меня».
Так был восстановлен мир в семье, и благодаря мудрым советам госпожи Бантес надвигавшаяся буря превратилась в тихий, пасмурный, дождливый день. Прежнее веселье, каким бы оно ни было, снова вернулось в дом, и жизнь вошла в привычную колею. Фридерика, совершенно успокоившись, благодарила небо за такое развитие событий и устремляла свои надежды в будущее. Господин Бантес также с надеждой смотрел в завтрашний день. Он радовался тому, что к Фридерике вернулось прежнее веселое настроение, и сочинял тем временем письмо к генералу. Госпожа Бантес, с одинаковой нежностью любившая и супруга, и дочь, все же не возлагала таких надежд на будущее, хотя и меньше боялась его, поскольку во всем положилась на Божью волю. Вальдриха она любила как приемного сына; но и господин фон Хан благодаря полученным рекомендациям и предпочтению ее супруга казался ей достойной парой для ее Фридерики. Она хотела только счастья для своей дочери — неважно, чьей рукой оно будет даровано.
— Ах, бедный Вальдрих! — сказала Фридерика в воскресенье, возвратившись со своей матерью из церкви и болтая с ней, сидя в теплой комнате у окна и бросая изредка взгляды на пустынные улицы, откуда доносился шум дождя. — Только бы он сейчас не был в пути! До самого последнего времени стояла благоприятнейшая для поездок погода, но как только он уехал, она резко испортилась.
— Солдат должен привыкать ко всему! — ответила госпожа Бантес. — И если ты желаешь стать женой солдата, то заранее привыкай к мысли, что твой муж больше принадлежит королю, чем тебе, а чести — больше, чем любви, и походному биваку — больше, чем дому, равно как и к тому, что если других мужчин подстерегает одна смерть, то солдата — тысяча. Поэтому я никогда бы не стала солдатской женой.
— Однако посмотрите в окно, мама: что там творится! Какое черное небо! Неужели вы не видите эти крупные градины на земле?
Госпожа Бантес улыбнулась, потому что ей кое-что вспомнилось, о чем она не решалась говорить раньше. После короткой паузы она ответила:
— Фридерика, ты не забыла? Сегодня ведь первое воскресенье адвента — начало властвования «мертвого гостя». Беспутный принц, кажется, всегда объявлялся в разгар бури.
— Ручаюсь, мама, что этот ливень нагнал страху на наших горожан. Они, пожалуй, еще средь бела дня запирают все двери, боясь вторжения этого долговязого бледного субъекта.
В этот момент в комнату с громким, хотя и несколько странным смехом ворвался господин Бантес — странным, поскольку невозможно было догадаться, преднамеренным он был или непроизвольным.
— Чепуха и тому подобное! — воскликнул господин Бантес. — Ступай на кухню, мама, и призови девушек к порядку, иначе они бросят жаркое в суп, суп — в овощи, а овощи — в молочный крем.
— Да что там, в конце концов, стряслось? — удивленно спросила госпожа Бантес.
— Вы еще ничего не знаете? Весь город говорит о том, что появился «мертвый гость». Двое фабричных рабочих, промокнув до нитки и едва переводя дух, влетели с улицы в кассу и стали пересказывать то, о чем уже говорят повсюду. Не хочу и слышать ничего об этой чепухе; однако, проходя мимо двери в кухню, я услышал шум прислуги. Заглядываю туда: а там эти дуры при виде моего черного парика начинают вопить и шарахаться по сторонам, приняв меня за «мертвого гостя». «Вы что, одурели?» — кричу я. «О Господи! — вскрикивает Кэти. — Честное слово, господин Бантес, я очень перепугалась. У меня до сих пор колени дрожат. Мне, собственно, незачем стыдиться того, что я связалась с трубочистом Маром и что мы уже обручены. Но, раз такое случилось, лучше бы мне и не встречать его вовсе». Прокричав все это сквозь слезы, Кэти попыталась вытереть заплаканные глаза и уронила сковороду с жарившимися на ней яйцами. Сюзанна сидела в это время за печью и плакала в передник. А эта старая дева Лена, в свои пятьдесят лет, испуганно глядя на все это и захотев вытереть кухонный нож, разрезает себе палец.