Господин Бантес долго смотрел на бухгалтера пристальным взглядом, в котором, казалось, боролись недоверие и удивление; наконец, до неприличия громко рассмеявшись, он воскликнул:
— И надо же было черту сыграть с нами такую шутку и послать нам этого типа как раз в первое воскресенье адвента!
— И именно в то время, когда служба в церкви уже закончилась, — добавил бухгалтер, — и люди бежали по улицам, спасаясь, так сказать, от разбушевавшейся стихии.
— Как зовут этого незнакомца? — спросил господин Бантес.
— Я так и не понял, — ответил бухгалтер, — он называл себя разными именами: то он господин фон Греберн, то — граф Альтенкройц. Мне, так сказать, показалось подозрительным, что он остановился именно в «Черном кресте». Его, вероятно, привлекло название.
Господин Бантес некоторое время молчал, пытаясь как-то осмыслить услышанное, затем быстро провел рукой по лицу и сказал: «Совпадение, странная игра случая. Забудьте о „мертвом госте“ и тому подобном. Вздор! Однако, каков случай! Сума сойти можно! Именно в воскресенье адвента, в жуткую погоду этот длинный бледный тип в черном с кольцами на пальцах, этот экипаж — ни одному вашему слову я не поверил бы, мой дорогой бухгалтер, если бы не знал вас давно как разумного человека. Но — не в обиду будь сказано — вы слышали эту сказку о „мертвом госте“; увидели незнакомца в черном — и ваше безбожное воображение тут же сыграло с вами такую злую шутку и дорисовало все недостающие детали».
На этом и остановились. Господин Бантес отказался принимать какие-либо другие объяснения.
«Мертвый гость» стал теперь постоянным предметом бесед за обеденным столом. Никого уже не оставляла равнодушным его судьба, и все присутствовавшие на последней зимней вечеринке у бургомистра с нетерпением ожидали новых подробностей о незнакомце, пусть даже не из официальных уст городского головы, а от госпожи исполняющей обязанности бургомистра, которая, не прибегая к помощи тайной полиции, вела достоверную дневную и ночную хронику Хербесхайма.
Сразу же по окончании дневного богослужения все кумушки съехались к ней. Господин Бантес пообещал прийти попозже: ему еще нужно было уладить кое-какие дела с людьми его фабрики, которых он обычно приглашал к себе по воскресеньям, в послеобеденное время.
И вот, когда он уже был готов переговорить с последним человеком и отправиться на вечеринку, до него донесся пронзительный женский крик. Господин Бантес и фабричный рабочий испуганно вздрогнули. Установилось глубокое молчание. «Посмотри-ка, Пауль, что там случилось!» — сказал господин Бантес рабочему.
Тот ушел, но уже через минуту вернулся с искаженным лицом обратно и заплетающимся языком прошептал: «Вас хотят видеть». — «Пусть входят!» — раздраженно буркнул господин Бантес. Пауль открыл дверь, и в комнату медленными шагами вошел незнакомец. Это был тощий, долговязый мужчина в черном, с приятными, тонкими чертами чрезвычайно бледного лица. Толстый черный шелковый платок вокруг шеи придавал его и без того бледному лицу какой-то мертвенный оттенок. Чистая одежда, очень тонкое, безупречно белое белье под черным шелковым жилетом, массивные кольца, ослепительным блеском переливавшиеся на пальцах, и достоинство во всем облике выдавали в незнакомце человека, занимающего высокое положение.
Господин Бантес уставился на вошедшего: собственными глазами он видел «мертвого гостя». Кое-как взяв себя в руки, он с несколько преувеличенной вежливостью поклонился незнакомцу, — обратившись затем к рабочему: «Пауль, останься, мне еще нужно будет потом кое о чем с тобой поговорить». — «Я рад познакомиться с вами, господин Бантес! — медленно и негромко произнес незнакомец. — Я еще утром мог бы засвидетельствовать вам свое почтение, если бы не нуждался в отдыхе после поездки, и, кроме того, я не хотел лишний раз обременять вас и вашу семью своим присутствием». — «Что вы, напротив, — это большая честь для нас! — несколько смущенно ответил господин Бантес. — Но…» Внезапно им овладел страх. Он не верил собственным глазам. Далее господин Бантес придвинул незнакомцу стул, хотя в мыслях он предпочел бы находиться сейчас не менее чем в ста милях отсюда.
Незнакомец медленно поклонился, сел и заговорил: «Вы меня не знаете, однако, без сомнения, догадываетесь, кто я?»
Господину Бантесу показалось, будто у него под париком зашевелились волосы. Он испуганно-вежливо покачал головой и с вымученной любезностью ответил: «К сожалению, не имею чести…» — «Я — Хан, сын вашего старого друга!» — глухим голосом произнес «мертвый гость», улыбнувшись старику, у которого от этой улыбки похолодело в груди. «У вас нет письма от моего старого друга?» — спросил господин Бантес. Тот раскрыл роскошный бумажник и достал оттуда лист бумаги. Письмо было немногословным: кроме приветствия в нескольких строках, в нем была еще просьба всячески облегчить подателю сего завоевание сердца невесты. Сходство с почерком старого банкира была очевидным, но вместе с тем настораживала какая-то неуловимая странность этого листа бумаги. Господин Бантес долго читал и перечитывал письмо — лишь затем, чтобы выиграть время и сообразить, как вести себя дальше. В нем боролись самые противоречивые чувства. Как просвещенный человек, он, несмотря на свой непроизвольный испуг, не мог поверить в то, что перед ним сидит «мертвый гость»; но, с другой стороны, он никак не хотел соглашаться с тем, что сын его друга мог иметь такое удивительное сходство со сказочным образом ужасного пришельца. Это не было похоже ни на игру воображения, ни на случайное совпадение. Господин Бантес резко поднялся и, сославшись на темноту, извинился и вышел вон — якобы за очками. В действительности, ему просто нужно было успокоиться и прийти в себя. Не успела дверь захлопнуться за господином Бантесом, как за ее ручку уже схватился Пауль. «Мертвый гость» медленно повернулся в его сторону — и Пауль, сильно задрожав, одним могучим прыжком выскочил из комнаты и не показывался там до тех пор, пока не услышал шаги возвращавшегося из соседней комнаты господина Бантеса.