Ответа не последовало.
Тогда я снова закричал: «Ты слышишь меня? Никакая сила на земле не подчинит меня твоей власти! Ты — проклятый Богом дух, и я тоже проклинаю тебя, неугомонный призрак! Во имя Святой Троицы — Отца, Сына и Святого Духа — велю я тебе: сгинь!»
Я вскочил. Я бросился на жуткий фантом, который даже не шелохнулся, а затем произнес: «Завтра ночью ты снова будешь здесь и снова будешь ждать меня. Я приду и буду говорить с тобой. И ты будешь слушать меня». — «Нет, нет, нет!» — «И ты будешь слушать меня».
Она исчезла.
Глава 15
Рано утром я улучил момент, когда ворота стояли открытыми, и, как вор, улизнул из монастыря. Все свои вещи я оставил там.
И вместе с ними — свою копию.
Свыше месяца я работал над ней.
Но не мог же я позволить этому духу разрушить всю мою жизнь!
Ради этого я пришел сюда? Ради этого должен был здесь оставаться?
Неужели моим предназначением, моей судьбой было стать рабом привидения?
Словно не существовало никакого самоопределения, словно человек не имеет свободы воли!
Моя воля была надломлена в этой обители призраков; она стала слабой и почти бессильной.
И вот сегодня моя парализованная воля наконец-то набралась духу и силой стряхнула с меня злые чары.
И я вырвался, я был свободен!
Когда я добрался до выхода из ущелья, я остановился, обернулся и в последний раз посмотрел назад.
В последний раз я смотрел на высокую белую стену с черными воротами и кроваво-красным крестом над ними. С первого взгляда на святое место никто бы не заподозрил, что скрывалось за белой стеной с черными воротами и красным крестом.
Я знал это теперь, только я!
Это была могила, которая выплевывала обратно своих мертвецов, чтобы с их помощью погубить другие жизни — жизни невинных!
Я двинулся дальше.
Я сделал еще несколько шагов и, снова обернувшись, уже не увидел этой обители ужасов.
Меня по-прежнему окружала скалистая пустыня, но я уже чувствовал приближение жизни и людей. Как только я добрался до края скалистого моря и увидел развернувшуюся подо мной панораму Кампаньи, мне захотелось, ликуя, вскинуть руки и закричать: «Земля! Земля!»
Я торопился что было мочи, так как еще сегодня я должен был бежать как можно дальше.
Было еще рано. «Если я и дальше стану продвигаться с такой скоростью, — думал я, — то за день я преодолею порядочный кусок пути и вечером буду в Тиволи. Там я буду спасен. Я остановлюсь на ночь в „Сивилле“, буду есть изысканных аниенских форелей, запивать их прекрасным вином и спать в чудесной постели — спать, не боясь быть разбуженным леденящим кровь кошмаром и присутствием привидения. Я буду говорить с живыми людьми, буду слышать их речь. Как мне хочется поболтать! О чем-нибудь веселом, смешном — все равно о чем. В Тиволи люди, конечно же, будут петь и играть на мандолине. Это жизнь, радость жизни! Господи милосердный, как прекрасен Твой мир!»
В первый час моего бегства — пожалуй, я и дальше стану называть это так — мое возбуждение было слишком велико, чтобы почувствовать крайнюю усталость. Но она постепенно подкрадывалась. Однако я не хотелчувствовать никакой усталости, я хотелбыть выносливым, идти вперед!
Но как я устал, как быстро покидали меня силы!
Что же, в конце концов, случилось со мной?
Правда, уже давно я чувствовал себя измученным и жалким. Изо дня в день мое состояние ухудшалось. Сестра Анжелика была, пожалуй, права, считая, что малосъедобная для меня монастырская пища действительно довела меня до такого состояния.
И к тому же эта моя лихорадочная спешка, ужасное одиночество, ночные переживания. Кроме того, мои силы, мою жизнь пожирало привидение, чтобы затем, наконец, воплотиться и заговорить со мной.
Это было безумием, но и безумие может быть реальностью.
Я все больше сдавал. К тому же — это пекло в разгар лета в каменной пустыне. Земля раскалилась до предела; воздух был горячий, как кипяток, — и я дышал этим кипятком.
Хотя бы наткнуться на какой-нибудь пастуший поселок, где можно было бы взять осла! Но я не встречал на своем пути даже отдельных хижин.
Чтобы вселить в себя бодрость, я представил себе удовольствия, которые меня ждут вечером, если я благополучно доберусь до Тиволи. Я их так живо представил себе, что даже услышал грохот Анненского водопада, а перед моими глазами, возвышаясь над темным зеленым каньоном, вставали очертания монастыря Сивидлы, под торжественными колоннами которого я намеревался отдохнуть и закатить лукуллов пир.
Чтобы вселить в себя бодрость, я представил себе мою пустующую ночью камеру в монастыре, звуки полуночного колокола и женщин в белом, тянущихся к церкви; духа сестры Магдалены, который не найдет сегодня своей жертвы.
Какой триумф для меня и какое разочарование для призрака!
Но разве он мне не говорил, что я не смогу убежать от него? Разве он не предостерегал меня от попыток? Не угрожал мне в случае, если я вопреки всему захочу рискнуть?
Чем же он мне угрожал?
Да именно тем, что я не смогу вырваться из-под его власти, что мне суждено подчиниться ему. Ну а я, тем не менее, сумел освободиться от него!
Но что это? Господи, что же это со мной, почему в голове неотвязно вертится мысль: «Тебе ничто не поможет! Все напрасно! Призрак не отвяжется от тебя! Ты должен ему подчиниться! Ты обязан ему покориться, обязан его слушать, должен выполнить его задание! Все твои усилия тщетны, ты должен вернуться».
Должен вернуться…
Я покрылся холодным потом, меня затрясло, как в лихорадке, — это был непреодолимый ужас. Я громко застонал.
«Вернись, ты должен вернуться…»
«Нет, нет, нет — я не хочу!..»
«Итак, вперед, вперед по мертвой, бурой, раскаленной скалистой пустыне».
Каждый шаг мне давался все с большим трудом.
Я едва мог держаться на ногах, но брел дальше, шатаясь, спотыкаясь, падая на каждом шагу.
В очередной раз упав, я какое-то время не поднимался. И тут мною овладел смертельный страх, я вскочил и, шатаясь, пошел дальше: с закрытыми глазами, издавая стоны и громко выкрикивая: «Я не хочу назад! Я не хочу, не хочу!»
Перевалило за полдень. Пройди я, не останавливаясь, еще полчаса, еще четверть часа — и мне бы, при всем моем желании, уже никак не успеть возвратиться до вечера в монастырь.
А я очень не хотел этого!
Господи всемогущий, помоги мне!
Помогите мне, добрые ангелы небесные!
Я должен вернуться назад!
Призрак сам придет за мной!
Его близость я ощутил по собственному оцепенению. При свете дня он вышел из своей могилы и преследовал меня.
Он догнал меня, он уже близко, за моей спиной, он поравнялся со мной.
Он гнал меня обратно.
Я не видел его, но я слышал его смех за своей спиной, совсем рядом со мной.
Его смех рассекал торжественное молчание полудня, кладбищенскую тишину моего одиночества.
Его смех дрожал в пылающем воздухе, эхом отзывался в раскаленных скалах под ногами. Чудовищным был этот издевательский смех: он убивал мой рассудок.
Назад! Назад! Назад!
Он рывком повернул меня и потянул обратно.
Словно преследуемый призраком, мчался я вперед. Привидение идет по пятам за мной: вперед, только вперед! Хотя я был до того измучен, что в любую минуту мог испустить дух, я почти бежал.
Упасть бы и больше не подниматься! Однако призрак не позволил мне даже этого.
Он гнал меня все вперед и вперед!
И каждый шаг вперед, который я делал по его воле, сопровождался этим пронзительным, жутким, сводящим с ума издевательским смехом.
Еще до вечера я был здесь и снова стоял под белой стеной, перед черными воротами, под кроваво-красным крестом.
Я больше не хотел никуда бежать.
Глава 16
И снова ночь за ночью он приходил ко мне и каждую ночь говорил со мной.
Что же он говорил?