— Он не любил говорить об этом.
Наш разговор явно не клеился. Неожиданно старик спросил:
— Вы англичанин?
— Мы с моим другом — немцы.
— Разве это не одно и то же?
— Не совсем. А впрочем, это не имеет значения.
— Однажды в деревне жил один англичанин, который каждый день ходил в монастырь.
— Ему разрешали?
— Видите ли, он был нехристианином.
— Ах вот оно что! Значит, из-за того, что он не был христианином, монахини пускали его туда?
— Ну да.
— Откуда вы знаете, что он не был христианином?
— Сестра Анжелика сказала это моему мальчику.
— Так, так, эта сестра Анжелика…
— Моему мальчику пришлось привезти туда его вещи.
— И позже он жил прямо в монастыре?
— Целое лето.
— А потом?
— Потом он сошел с ума в монастыре.
— Сошел с ума?
— Так показалось моему сыну.
— Но как мог сойти с ума в монастыре этот мужчина?
— Он увидел там духа, — прошептал он, мне в ответ.
— Какого духа?
— Ну, духа монастыря.
— Ах вот как!
— Дух монастыря явился ему, потому что он не был христианином.
— Только поэтому?
— Он сказал ему, что тот должен стать христианином.
— Дух монастыря — этому человеку?
— Англичанину.
— И от этого тот сошел с ума?
— Так считал мой сын.
— И англичанин стал христианином?
— Слава Мадонне, да. Она спасла его душу.
— От кого вы узнали это?
— От моего сына.
— Он, конечно, услышал это от сестры Анжелики?
— Ну конечно, от нее.
— Так, так, от сестры Анжелики…
Как явствовало из дальнейших его ответов, примерно десять лет назад монахини покинули монастырь, а в народе стали ходить слухи, будто их выгнал оттуда дух монастыря. Правда, относительно этого духа старый пастух недоверчиво покачал головой и сказал: «Они ведь были святыми женщинами, и поэтому должны были оказаться сильнее привидения».
И я с ним согласился.
Глава 19
Потом мой друг умер…
При первой же встрече с его вдовой та сказала, как только мы остались с глазу на глаз:
— Скажите, когда вы с Фердинандом из виллы Фальконьери совершали путешествие по Сабинским горам и заглянули по пути в тот заброшенный монастырь в горах, рассказывал ли он вам, что с ним там произошло?
— Да, сударыня.
— Вы в это верите?
— А разве вы не верите?
Бедная женщина посмотрела на меня долгим, безутешным взглядом и после некоторого раздумья тихо произнесла:
— Разрешите мне не отвечать на ваш вопрос… Он вам рассказал и о том поручении, которое ему давал призрак?
— Да.
— И о том, что он выполнил его?
— И об этом.
— Но ведь он не говорил вам, в чем оно состояло?
— Разумеется, нет. Вы же знаете, что он не мог мне это сказать.
— Мне он сказал все.
— Да, это печально.
— Сразу после этого умерло наше дитя.
— Вы ведь не станете разделять этот отвратительный бред?
— О том, что наш ребенок умер от этого?
— Сударыня, ради Бога!.. Не может же быть, чтобы и вы в это верили!
— …Чтобы не сойти с ума. Это вы имеете в виду?
— Умоляю вас…
Она сделала испуганное лицо: «Пожалуйста, не надо… — и добавила после минутной паузы: — Я не могу говорить об этом. Все еще не могу».
Снова между нами воцарилось молчание. Затем она, наконец, сказала:
— Я знаю, что он разрешил вам записать эту историю после его смерти.
— Да. Однако если вы не желаете этого, об этом, разумеется, никто больше не узнает.
— Можете писать. Наше славное дитя мертво, мой бедный муж тоже мертв… Знаете ли вы, что он знал заранее о своей смерти?
— Нет.
— За три дня до смерти он уже знал об этом.
— Ваш муж был очень болен. Поэтому весьма вероятно, что…
— Незадолго до смерти он был не более болен, чем много-много лет назад.
— Как? Чем много лет назад!
— Уже со времени своего первого римского путешествия.
Я хотел заговорить, но ее умоляющий взгляд снова попросил меня о пощаде и молчании.
Потом она снова заговорила об этом:
— Еще когда он сказал мне о том, что мы не можем пожениться и что преступно было бы связывать мою жизнь с его жизнью, я знала это.
— О его болезни?
— Он рассказал мне о том случае в монастыре. Так я узнала об этом.
— И о том, что он неизлечимо болен?
— Да, неизлечимо.
— О Господи!
— Господь не помог нам.
— Однако вы, вы помогли своему несчастному мужу! Он нуждался в поддержке женщины, которая любила бы его больше самой жизни. Вы были его лучшим другом. Вы знаете, что его можно было любить превыше всего, в особенности, если ты — женщина и его жена.
— Он был прекрасным человеком. Здесь, как нигде, уместна фраза из «Гамлета»: «Благороднейшее сердце перестало биться». [17]
Но мне нужно было спросить вдову еще об одном — я должен был это сделать!
— Не пытались ли вы случайно, как посвященная мужем в тайну поручения призрака, разузнать, действительно ли существовала в этом городе та самая семья, о которой он говорил?
— Я узнавала.
— Ну и как?.. Прошу вас, не молчите!
— Как раз это и способно любого лишить рассудка.
— Значит, эта семья — не плод больного воображения вашего мужа?
— Нет!
Позже я еще раз говорил с ней об этом:
— Фердинанд умер. А вы по-прежнему храните тайну? Я имею в виду поручение, данное вашему мужу призраком, и все, что касается той семьи.
— Я не могу говорить об этом. Даже с вами. Тем более с вами.
— Почему «тем более»?
— С вами может случиться несчастье.
— Вы боитесь, что призрак отомстит и мне?
— Да, я боюсь этого.
Она повторила последние слова странным голосом и так же странно посмотрела на меня: «Я боюсь, боюсь! Мне очень жутко».
Со страхом я взглянул на нее, словно в нее также вселилось безумие — болезнь мужа, которую эта страдалица, эта мученица в лице жены скрывала от всех до самой его смерти.
Она, неправильно поняв мой взгляд, задрожала всем телом и, бледная от ужаса, воскликнула: «Это что-то наподобие истории о Каспаре Хаузере [18]на итальянский манер. Ребенок обоих… Но нет, нет, нет! Больше я не скажу вам ни слова».
Немного успокоившись, она сама стала рассказывать о том, как умирал Фердинанд:
— Я вам уже говорила однажды, что он узнал о своей смерти за три дня до нее.
— Да, вы говорили это.
— Это случилось однажды ночью, когда я сидела у его постели. Прислуга спала. Он лежал с закрытыми глазами и тихо дышал. Неожиданно открылась дверь, которая вела из коридора в спальню.
— Вы видели, как она открывалась?
— Да, и я увидела…
— Что?!
— Продолговатое, узкое и бледное, почти прозрачное светящееся пятно.
— Которое проникло в комнату через открытую дверь?
— Которое проскользнуло в комнату из коридора и плавно приблизилось к кровати. В то же мгновение Фердинанд открыл глаза и громким, ясным голосом произнес: «Магдалена!»
— Он бредил!
— Он трижды произнес громким и ясным голосом: «Магдалена».
— А вы?
— Я видела, как продолговатое и бледное пятно остановилось рядом с его кроватью, у изголовья. Оно было размером с человека.
— Потом оно исчезло?
— Потом оно снова выскользнуло из комнаты.
— И это вы видели сами?
— Да, сама. И я не бредила.
— Что вы тогда стали делать?
— Я последовала за этим пятном до самой двери. Дальше я ничего не увидела. Я заперла дверь и вернулась к мужу. Он, сидя в постели, сказал мне, что у него была сестра Магдалена и что через три дня он умрет. Он радовался своей смерти, которая была его спасением и спасением для меня, как он считал.
18
Каспар Хаузер (1812?—1833) — мальчик-найденыш неустановленного происхождения. Появился в 1812 году в Нюрнберге. На суде утверждал, будто все время, сколько себя помнит, сидел один в темной комнате. В 1829 году его нашли с резаной раной, нанесенной ему якобы незнакомцем. 14 декабря 1833 года пришел домой с колотой раной в груди и через три дня умер. Согласно предположениям, являлся наследным принцем Бадена, устраненным графиней фон Хохберг (родоначальницей хохбергской линии баденской династии).