Очистка воздуха!.. Замаскировался, химический доктор!.. А он-то, Никита, вместе со своей глупой Светкой, думает, будто доктор не лжёт. Доктор, может, и не лжёт, говоря о постороннем, незначительном, о пьянице-отчиме или о графике дежурств, но в крупных делах он первейший лжец. Такой ещё первоклассный лжец, который ловко умеет притвориться правдивым, открытым человеком и внушить если не доверие… то симпатию. В общем, под удобно сидящей маской уважаемого человека, неутомимого, фанатичного учёного, заниматься в лаборатории вовсе не наукой и лгать так, что вся Светкина теория о скуке лжи разлетается в пух и прах.
Вот где интерес доктора! И вот в чём его настоящая интересность.
Владимир Анатольевич вернулся зачем-то во внутренний отсек. Забыл, наверное, что-то.
Никита поделится своей догадкой со Светкой. Вечерком, за пивком, они вместе придумают, как расколоть доктора. Не напрасно же они терпели тут лишения и нужду долгие годы, не напрасно же гробили себя алкоголем и сигаретами. Не напрасно же лишили себя научной карьеры и, можно сказать, полноценной семейной жизни, прозябая в этом бараке. Про барак — будет вступление к той речи, которую они со Светкой произнесут перед доктором. Светка добавит в эту речь ещё чего-нибудь этакого, пылкого.
А доктор-то молодец! Хитрая бестия!.. Как околпачил правительство!.. Но почему — околпачил? Вполне возможно, что наркотический газ разрабатывается с ведома Миннауки или Минздрава, или ещё какого-нибудь «Мина» (Минэкономики), и разработки засекречены так, что знает о них один доктор, ну, ещё труповоз, который и виду не подаёт, но который вознаграждён. То-то ему весело живётся в этом сарае! Ковыряется себе в огородике, а зимой возит дровишки и по пути мертвецов на кладбище, получает там, сям какие-то бумаги — и гнусавенько Розенбаума напевает.
Нет, Никита со Светкой тоже не лыком шиты!
Доктор вернулся (в руке диктофон: записал очередной научно-газовый провал):
— Как гулялось, как спалось?
— Выживу, Владимир Анатольевич. Вашими молитвами.
— Молиться я не умею, а вот трудотерапия — дело хорошее. Что это у вас, Никита, халат такой мокрый?
Всё-то видит!..
— А это от трудового пота, Владимир Анатольевич.
И ведь придумал же доктор: скафандры, через шесть часов, мол, теоретически происходит распад, поэтому без скафандров небезопасно, малейшая концентрация и так далее, — а мы-то, дураки, верим! Вот уж помешанный так помешанный! Всех вокруг пальца обвёл! Откуда нам знать, что скафандры затем, чтобы не надышаться и не сделаться такими же счастливыми, как наш великий учёный? Пентаксин? Неудачная формула? Пишу в журнальчик самую настоящую туфту! Играем тут спектакль, а режиссёр-доктор за кулисами посмеивается. Сделает новую порцию газа, передаст труповозу, а потом наполнит контейнер псевдонаучной дрянью — для нас, идиотов. Придумал же!
Поди уж сбывает газ! Через труповоза. А трупы эти — померли от газа. И доктор всё улучшает газ, чтоб не помирали. А чтоб подсаживались и продолжали потреблять. Вот оно что.
Доктор положил диктофон на стол, у клавиатуры, и стал отвинчивать шлем.
«А я помогу ему сбывать товар. Я наркодилером стану. Мне сам чёрт не брат. Под миннаучной-то крышей! Да я ментам стану газ продавать. Оптом поставлять. В баллончиках из-под углекислого газа. Отличная идея! Вставил баллон в сифон, нажал ручку — и обалдел».
Доктор неловкими движеньями рук отвинчивал шлем. Не получалось у него.
«Тут перспективы-то какие! И за границу в баллончиках будем экспортировать. Ни одна таможня не догадается, что за лимонад будут готовить клиенты доктора. И болезнь сожительницы Таволге на руку. Ему больше достанется. А он потом молоденькую попку себе найдёт. Светка в последнее время неравнодушна к нему. Кое-что знает? Уж, поди, ластилась к доктору, показывала постельные таланты! Любовь Михайловна-то не зря ревнует: не знает толком, к кому ревновать, не то к трупу, не то к живым. Но ревности на пустом месте не бывает!»