И у Никиты сильнее заболела голова. Уже ему казалось, что все вокруг всё знают, и лишь он не при деле. Все одурачили его, и Светка не с ним, а со всеми. Конечно: меньше народу — больше кислороду. Чем меньше участников, тем больше размер части.
— Помогите же мне, Никита. Что вы стоите как столб? У меня тут заело.
— Извините, Владимир Анатольевич. Задумался.
— Похмелье, мой друг, неизвинительно.
И ничего у доктора не заело. Просто шлем при откручивании приподнимать надо. Резьба уже потёрлась. Никита снял с головы доктора запотевший шлем, а потом приподнял руками баллоны — и удерживал их на весу, пока доктор разгерметизировал скафандр.
— Спасибо, Никита.
— Да не за что.
Оглядев его фигуру в белом старом халате, тщедушную, сутуловатую, с рукой, потирающей поясницу, с гримасой боли, сменившей на лице улыбку, Никита подумал, что этому проповеднику трудотерапии самому бы не помешала трудотерапия.
— Вы бросите пить, Никита. Сегодня. — Доктор взял со стола диктофон. Посмотрел на наручные часы. — И Светлана бросит. Навсегда.
— Как скажете, Владимир Анатольевич.
Доктор надышался своего газа!
Провожая его, Никита выглянул в коридор. Владимир Анатольевич почему-то не снял халат, так и ушёл в нём наверх. Забывчивости за Таволгой Никита прежде не замечал. От старости и от чрезмерного употребления доктор быстро расклеится. Надо брать тут всё в свои руки, пока старпер всё не загубил. Вечером Никита поговорит со Светкой. Прижмёт её к стенке.
Никита вернулся в лабораторию. Трудотерапия!.. Если б от неё проходила головная боль и исчезало похмелье, в России не было бы ни одного тунеядца. Люди работали бы по шестнадцать часов в сутки, и выпивали бы прямо за работой.
Эх, ещё бы пивка. Никита протёр глаза. Хотелось спать, и лаборатория виделась как в тумане. Глаза у него, наверное, красные, как у крыс из «зверинца». «В организме человека нет ничего, — поучал доктор Таволга, — что не могла бы испортить водка». Окунуться бы ещё в ведро, да вода уж больно грязная. Сколько же он вчера выпил?… Труповоз, несмотря на обмытые 60, выпить горазд. И подход к питию у него оригинальный: пьёт он, не как вообще люди пьющие, а редко, но метко. Другие по пивку да по двести грамм каждый день, а он раз пять в год напьётся, — но выпьёт цистерну водки. Труповоз, казалось Никите, выпил столько же бутылок, сколько он, Никита, рюмок. И если, думал Никита, мне так скверно, то каково же ему?
Как всё в жизни глупо! Неужели люди рождаются на свет только для этих разных глупостей: ходить 5 лет в ясли и детский сад, 11 лет в школу, 6 лет в университет, жениться, спать с женой, есть кашу, творог и суп, мыть полы в лабораториях, получать маленькую зарплату и пить водку. И стариться. Неизбежно стариться, с болезнями, камнями в почках, остеохондрозом, циррозом. А потом умереть, будучи перед смертью абсолютно уверенным, что точно так же, как ни интересовала никого твоя жизнь, ни огорчит никого и твоя смерть.
Что-то вчера болтал на эту тему труповоз.
«Куда больше людей волнует картошка в «ямке» или цены на берёзовые дрова, чем жизнь ближнего. Чистота в лаборатории некоторых людей заботит куда больше, чем… похмелье лаборанта. Дурацкое совдеповское дежурство! Доктор ещё бы комсомольские собрания ввёл! Линейки, Лихтенштейн его побери!.. Чем реже мочишь полы в этом доме под снос, тем дольше он простоит! Такие, как Таволга, в жизни ничего не могут добиться, а в науке мнят себя первопроходцами и начальниками. И норовят командовать. Зачем заставлять таскать воду из колонки и мыть полы, как не ради ощущения, что ты тут главный и самый умный? Изобретатель газа. Конопляного облака. А вот мы ещё поглядим, господа доктор и труповоз, кто тут у нас пусть не самый умный, но самый хитрый. Не слышали о горе от ума? А я вот вытащу со склада все контейнеры с образцами газа — и пущу на рынок. Найду какого-нибудь наркобарыгу — и отдам за полцены. За четверть цены. Пусть наваривается. Мне и четверти хватит. Куплю квартиру или, лучше, коттедж за городом. За городом Москвой! И ещё подумаю, взять с собой Светку, или послать её подальше… Чёрт, я, кажется, сплю. Я сплю стоя. Я опираюсь на швабру и сплю».
Никита посмотрел на часы. Десяти минут как не бывало. Ну и пёс швейцарский с этими минутами. Вот так бы и продремать весь день. С «лентяйкой», над ведром воды, в синем халате. Сладко мечтая о лучшей жизни. И тем слаще мечты, чем горше жизнь. Тем больше хочется пить, чем суше во рту. Дядька из миддл-класса, владелец компьютерной компании, воображает о собственной транснациональной корпорации, а уличному нищеброду подавай дворец с лакеями, обед из двенадцати блюд, принцессу в постель и полцарства в придачу.