Неожиданно все стало намного хуже. Там, по другую сторону иллюминатора, появилось слегка освещенное лицо. Сначала он подумал, что это его собственное лицо, но вокруг была абсолютная тьма. Это не могло быть его лицо. Может это глубоководная рыба, что-то что светится само по себе? Однако это было человеческое лицо, а не рыба, и он был уверен, что это не его лицо. Оно было там, снаружи, зажатое между стеклом и стеной тоннеля который они только пробурили, и мягко светилось. И это лицо он знал — одутловатое лицо, кудрявые волосы, отчасти вялый рот, неровные зубы. У него с этим лицом были одинаковые глаза — глаза их отца. Это был его брат — Шейн.
Шейн умер много лет назад. Он погиб в коллеже, в ужасной аварии на автостраде, когда на ехавшем впереди автовозе сломался ограничитель, и машины с верхнего уровня посыпались на дорогу. Хеннесси был уверен, что он мертв. Он видел тело. А когда гробовщик смотрел в другую сторону, он схватил волосы Шейна и наклонил его голову, открыв огромную бескровную рану под воротником. Нет, это невозможно.
Тем не менее, он был здесь.
Привет, Джим, сказали губы Шейна.
Слова громко раздались в голове Хеннесси.
— Привет, Шейн — сказал Хеннесси. — Что ты там делаешь?
— Заткнись! — сказал Данте. — Что с тобой? Заткнись!
Рад тебя видеть, Джим, сказал Шейн.
Хеннеси придвинулся ближе к стеклу.
— Мне стоит быть потише — прошептал он. — Иначе Данте может разозлиться.
Шейн кивнул и улыбнулся, и притворился, что застегивает рот на молнию, как он делал это в детстве.
— По правде говоря… — прошептал Хеннесси. Свое лицо в темноте он не видел, но представил, что его лицо выражает заботу. Он надеялся, что Шейн увидит это и воспримет вопрос правильно. — Я думал, что ты умер.
Естественно, Джим, сказал Шейн. Они хотели, чтобы ты так думал.
Хеннесси кивнул.
— Ублюдки — прошептал он.
Шейн кивнул. Они не так уж и плохи. Они просто не знают ничего лучшего. Но ты знаешь, не так ли, Джим?
— Знаю — прошептал Хеннесси. — Господи, Шейн, я так рад тебя видеть. Но я должен спросить у тебя еще кое-что.
Давай, сказал Шейн. Можешь спрашивать о чем угодно.
— Что ты здесь делаешь?
Ну, сказал Шейн, застенчиво глядя вниз, честно говоря я надеялся, что ты впустишь меня.
Хеннесси огляделся в темноте, пытаясь представить, как выглядит кабина.
— Шейн, здесь довольно тесно. Не знаю, найдется ли место.
Поверь, места здесь более чем достаточно. Впусти меня и ты увидишь.
— Но что подумает Данте? — спросил он.
— Прекрати шептать! — закричал Данте. — Немедленно!
Шейн сонно усмехнулся. Он здесь не начальник, Джим. Я знаю что здесь происходит на самом деле. Ты здесь главный. Данте просто здоровый тупой бык. Нужно, чтобы кто-то поставил его на место. Я буду сидеть тихо. Полагаю, он даже не заметит.
— Ты прав, Шейн — прошептал Хеннесси. — Он просто здоровенный тупой бык-ни чего больше.
Он подождал, прижимая лицо к толстому стеклу иллюминатора.
— Почему бы и нет? Заходи, Шейн. Заходи.
Неожиданно лампы моргнули и снова загорелись, засветившись в полную силу. Заработали приборы. Хеннесси услышал треск в ухе, увидел образ Таннера на голоскрине, на котором раньше были только помехи.
Регуляторы кислорода заработали, вновь зажужжал бур. Данте вскрикнул.
— Мы целы — сказал он бросив быстрый взгляд через плечо. Хеннесси увидел, что его лицо блестело от пота. — Все будет хорошо.
Но Хеннесси уже знал, что все будет хорошо. Его брат, старый добрый Шейн, сидел рядом с ним на кресле которого раньше вроде здесь не было. Должно быть Шейн принес его с собой. Он улыбался, держа руку Хеннесси в своей руке. Теперь, когда Шейн был здесь, все сработает.
16
Он аккуратно отпустил руку брата и взглянул на часы. 6.36, но судя по тому, как цифры вспыхивали и затем медленно гасли, часы остановились. Почему они не работали? Он показал их Шейну, но тот лишь кивнул.
Не волнуйся, сказал Шейн. Это не имеет никакого значения.
Шейн был прав, ничего страшного, но все еще хотел знать сколько сейчас времени.
— Который час? — спросил он Данте.
— Оставь меня в покое — сказал Данте. — Мы приближаемся. Я должен это увидеть.
Хеннесси немного подождал и снова спросил.
Отвлекшись, Данте посмотрел на часы, затем поднес их к уху.
— Остановились — сказал он.
— Мои тоже — сказал Хеннесси.