Глава вторая
Брошенный
Врата засветились ровно в шесть часов вечера. Вилен вскочил с земли и, подхватив рюкзак, хотел было уже шагнуть к ним, но навстречу ему вылетел дроид, как заведённый повторявший одну и ту же фразу:
– Ильич, к «двери» не подходи. Подробности в послании, оно в дроиде. Вскрой контейнер для сбора образцов и проиграй сообщение.
После чего врата мгновенно погасли. Дроид послушно влетел в руки Вилена и замер.
– Фигасе… что же, пора выяснить, что тут у нас происходит, – сказал Ильич сам себе. Как всегда, вслух.
Вскрыв контейнер для сбора образцов, он извлёк на свет самый обычный айфон. Включив аппарат, Ильич обнаружил один двадцатиминутный видеофайл, который и включил незамедлительно. На экране появилось лицо Валеры. Очки-блюдца, волосы всклокочены, глаза красные от недосыпа.
– Здравствуй, Вилен. У нас чрезвычайные обстоятельства. Дело в том… чёрт, как бы это тебе… короче, Ильич: врата оказались односторонними. То есть не совсем так, но… самое важное, что тебе надо знать, – вернуться ты не сможешь. Такие дела, брат.
– Мать вашу!!! Ботаники недоделанные, уроды грёбаные! Прорвусь обратно, всем окуляры по карманам разложу!
Ещё минут пять Вилен ругался, выплёскивая накопившееся добро. Лишь слегка успокоившись и закурив сигарету, он вновь включил запись.
– Прости, Вилен, мы не знали. По какой-то причине врата не пропускают органические объекты. Выяснилось всё случайно. Вчера в результате грозы сгорел маяк. И сегодня утром я открыл проход, чтобы Толик, мой лаборант, ты знаешь его, высокий такой, поставил новый. Так вот, Толик прошёл через врата, разместил на поляне несколько камер, хотел было поставить маяк, а на него какой-то зверь бросился. Толик не боец, сам понимаешь. Он тут же обратно рванул. Тут-то всё и… того. Короче, его буквально испарило при переходе. К нам попала только его одежда и всякая мелочь, что в карманах была. В общем, ты к вратам не приближайся. Прости, я не знал, что так будет.
– Прости? – с усмешкой спросил Вилен у изображения. – Прости? Это всё, что ты можешь сказать?
– Я понимаю, слова бессмысленны и не помогут тебе, – словно услышав Вилена, произнёс Валера, – но больше мне сказать нечего. Мы придумаем, как вернуть тебя. Нагрузи этого дроида тем, что сумел найти, может, это прольет свет на данный феномен. Врата откроются в девятнадцать ноль-ноль. Ты запиши на этот айфон, чего тебе надо передать, что там необходимо для выживания, мы постараемся всё достать и перебросить в кратчайшее время. И… удачи тебе, Вилен.
На этом сообщение с родины заканчивалось.
– Твою же мать, – только и смог выдавить из себя Ильич.
Его просто бросили здесь. Понятно, что они не могут забрать разведчика не потому, что им на него наплевать, а в силу объективных технических причин, но… кому от этого легче?
Он остался один, в непонятном и не слишком гостеприимном мире, среди мутировавших животных. Которые, к тому же, были не самыми страшными противниками. Одна мысль о Прыгуне и ему подобных наводила уныние. Сколько шансов у Вилена при повторной встрече с подобной тварью? Вопрос был риторическим…
Разведчик посмотрел на часы. До открытия врат оставалось двадцать минут.
Ильич быстро упаковал находки в пластиковый пакет, туда же сунул диск с разбившегося дроида, пуговицу-камеру и флеш-карту, где был зафиксирован весь его путь. После он подвесил пакет к дроиду на специальный зажим. На аналогичный зажим с другой стороны подцепил ноутбук, внутрь которого вложил бумажку с подобранным паролем. Навьюченный дроид теперь с трудом парил на высоте сантиметров сорока, ноутбук почти волочился по земле.
За оставшиеся десять минут Вилен надиктовал на айфон краткое сообщение: где был, что видел. И начитал довольно объёмный «список Робинзона», начиная с палатки и еды и заканчивая боеприпасами к оружию. Вскоре врата вновь засветились, проявилась яркая, переливающаяся всеми цветами радуги плёнка перехода. Загруженный трофеями дроид буквально вполз во врата.
– Ну вот ты и один, бравый, – глядя, как исчезает мерцание перехода, произнёс вслух Вилен.
Сколько в этих словах было отчаяния и грусти. Один! Это было самое страшное. В том мире Вилен давно был одинок, дед-смершевец умер три года назад. И тоже – в одиночестве. Кроме внука, за его гробом шли несколько ветеранов-сослуживцев, несших немногие ордена, и больше никого. Бабушка умерла лет двадцать назад, при крушении поезда, с тех пор старик замкнулся в себе и всё время уделял рано осиротевшему внуку. Когда не стало деда, Вилен так ни с кем по-настоящему не сблизился. Женщины приходили и уходили, надолго не задерживаясь, так что горевать по нему было некому. А теперь он остался совсем один, в чужом погибшем мире.