Завтрак: рисовые шарики и тёплая вода из мешка из козьей шкуры, висящего на ремне. Поевши и попив, Рэй взял азимут по много претерпевшему бойскаутскому бронзовому компасу, сделанному в Англии в 1925 году, приметил метку на поверхности земли для ориентира и пошёл в дальнейший путь.
афганские шерстистые козы
Был следующий день после атаки. Боль была постоянной, сознание плыло. Несколько раз он почти отключался пока шёл. Козы усаживались вокруг него или убегали в поисках приключений и ему приходилось по возможности наводить среди них дисциплину. Вокруг него ничего не менялось: бесконечное море гребней, небольших холмов, жёсткая растительность, пыль кругом. Сегодня ему приходилось идти быстрее, поскольку завтра будет воскресенье и ему следовало ночью подойти к Калату, чтобы утром в понедельник войти в город, осмотреться и занять позицию для вторничного выстрела. Вечер вторника или никогда. Он не мог находиться в городе ещё неделю — рано или поздно кто-нибудь заметил бы, что он не говорит ни на пушту, ни на дари. Быстро прийти, быстро уйти — или игры не выйдет.
Он достиг верхушки гребня, пересёк его. Козы всё так же блеяли вокруг него, делая перерывы для того чтобы посрать или пожевать редкой травы. Поскользнувшись, он перенёс вес на ногу, почувствовав какую-то новую боль поверх обычной, ударившую его так, что он едва удержался в сознании.
Воды? Нет. Воды и так оставалось едва достаточно для завтра, и он не может хлебать всякий раз как захочется. Но нога болела просто невероятно…
Ладно, сказал он себе. Отдохни. Есть ещё два часа дневного света, а потом ночью пойдёшь помедленнее, и ещё пару часов поспишь, пока козий будильник не пропоёт тебе в ухо.
Он присел на землю, держа раненую ногу выпрямленной, поёрзал пока не нашёл близкое к удобному положение — насколько вообще можно было в Афганистане найти удобство — и какое-то время отдышался. Через несколько минут он почувствовал себя слегка освежённым. Тут было не до криков «Семпер Фи!», но хотя бы какой-то просвет во всё усиливающейся разливающейся измотанности.
Время идти.
Ему подумалось, что было бы неплохо как-то оглядеться на местности. Он прополз на гребень гряды и, не вставая, вгляделся в пространство, которое только недавно прошёл. Оно было таким же, как и то, что ему предстояло пройти. Не было ничего, кроме зазубренной линии горизонта, словно весь мир состоял из одних только склонов и подъёмов, грань за гранью, бесконечных, цвета бесцветности афганской пустыни — серо-мышиного, пыльного, выцветшего розового, кофейно-коричневого, и даже растительность тут была какая-то бурая. Высокие кучевые облака собирались в небе- единственная чистая вещь в этом мире, цвета белого мрамора или алебастра. К востоку высились пакистанские горы. Он знал, что если обернётся, то увидит тень Гиндукуша в ста милях от него. Самые большие горы в мире видны издалека.
Он уже был готов собираться, как увидел их.
«Чёрт»…,- пронеслась мысль.… он скользнул назад, распутал свой халат, проделал все сложности чтобы отцепить СВД, висящую на спине и вернулся к кромке хребта. Понадобилось время, чтобы снова найти то место. Изначально он увидел какое-то дрожащее движение на склоне вдали, теперь там ничего не было. Приложив винтовку к плечу и открыв крышки линз, он устроился наготове на вершине хребта, уложив ствол винтовки в куст растительности. Нащупав свою пометку, которая отмечала лучшую для него настройку, пальцы крутанули фокусное кольцо грубого китайского прицела. Убедившись, что солнце не в том положении, чтобы выдать его, блеснув на линзах, Рэй поиграл с фокусом туда и обратно, желая в этот момент иметь стандартный 10-тикратный прицел морской пехоты вместо 4-хкратного Чи-Кома[15], попутно прокляв нелепую прицельную сетку с бестолковым дальномером, перекрывавшую много нужных вещей, и снова направил взгляд на подозрительную местность, пытаясь разглядеть то, что возможно было увидеть в китайскую оптику.
Ничего.
«Я знаю, что я видел что-то.»
Он решил выждать ещё время.
«Я видел их на гребне. Теперь они спустились с гребня, но они будут на следующем гребне и…»
Круз увидел их приближающимися, сначала появлялась голова, затем исчезала когда они спускались по склону русла ручья, который они только что пересекли. Одетые в хаки, в берцах, в бурнусах на головах, бородатые мужчины с шеями, замотанными в платки зелёно-чёрного рисунка, любимого многими здесь. Патронташи с магазинами накрест груди. Стоп, один парень в бейсболке цвета хаки, и это тот самый с тяжёлым «Барреттом» калибра.50, чудовищной винтовкой на грани возможности для переноски, двадцатипятифунтовое наказание, такое же неуклюжее, как чугунный кассовый аппарат и пригодное только для одной вещи: грохнуть Джонни Пуштуна с большого расстояния. У остальных были «Калашниковы», обычные в этой части мира, а у одного была за спиной пара гранатомётов.