– Как тебе понравилась вчерашняя постановка? – строго спросила Лариса. – Потрясающе, правда? Я преклоняюсь перед Режиссёром!
– Для своего времени сработано недурно, – без энтузиазма подтвердил Вадим. – Только я ведь её наизусть помню.
– Как, ты даже не смотрел? – Она уставилась на Вадима, словно на святотатца. – Это же вершина нашего искусства! Вся губерния не отрывалась от тивишников, а ты!..
– Да не убивайся ты так, – ухмыльнулся он. – В конце концов, если помнишь, даже именитый Елизаров отзывался о сём спектакле, как о…
– Конечно, он не станет её хвалить, – перебила Лариса, – он же федерал!
– И что?
– Как? – удивилась она. – Разве не ясно? У них же всех установка, чтобы нас ругать.
– Правда? – ужаснулся Вадим. – Коварные! Чем же мы так их достали?
– Просто нам завидуют, – объяснила женщина. – Им-то живётся хуже!
– Или нам – лучше?
– Ну естественно!
– Вот жизнь – даже просветить некому, – неосторожно посетовал он. – Живу как перст.
– Я не хожу к чужим мужчинам, – оскорбилась Лариса и тут же уточнила: – Вот если б у нас были серьёзные отношения…
– Это не ко мне, – спохватился Вадим. – Я в принципе человек несерьёзный.
– Вообще, конечно, не обязательно, – сдала она чуть назад. – Они же не налаживаются сразу, верно? Кстати, у тебя сохранился фотоаппарат? – простодушно добавила женщина. – Давно хочу посниматься.
– Нагишом?
– Фу, пошляк! – снова обиделась она. – По-твоему, я извращенка? – И снова уточнила: – Конечно, если б мы были близки – по-настоящему, понимаешь?
– В моём-то возрасте? – лицемерно вздохнул Вадим. – Забыла, сколько мне лет? Это ты ещё в соку, а мужчинам после пятидесяти остаётся только глазеть на ваши прелести…
– Ну ты, Смирнов, совсем с ума сошёл, – с готовностью поверила Лариса. – И всегда был такой странный!..
Имелось в виду, что он не впервые отказывается от такого подарка судьбы. И правильно, так ему, – не винить же в этом себя?
– Вообще, все вокруг такие глупые! – сообщила Лариса с тайным злорадством. – И никакой культуры, что характерно. Даже поговорить не с кем.
– Отчего же? Неси культуру в массы.
– Чтобы меня возненавидели, да? Разве я виновата, что лучше? Вообще, должна заметить, – печально вздохнула женщина, – не встречала ещё никого умнее себя.
И едва утерпела, чтобы не расплыться в довольной улыбке.
– Бедняжка, – не удержался Вадим. – Зачем тебе это?
– Что?
– Быть умной. Такая симпатичная женщина…
– Конечно, дурочек вы любите больше!
– С другой стороны, что такое ум? – вопросил он. – Наверно, это способность достигать правильно поставленной цели.
– А сам ты многого достиг? – вспылила она. – Как был задрипанным специшкой, так и остался!
– Зато живу как нравится. И не кричу на всех углах, какой я умный.
– Да ну тебя! – окончательно разобиделась Лариса и очередной раз его бросила – на растерзание воспрявшей совести. Собственно, что он хотел доказать несчастной глупышке? Пусть утешается как умеет. Не можешь помочь, лучше отойди. Кажется, животные его рефлексы снова опередили сознание. Ибо сказано: «не согрешишь – не покаешься».
Следующим оказался Георгий, Гога, – массивный словно бульдозер и столь же основательный. «Матёрый человечище» кавказских кровей, впрочем, давно обрусевший. Как и Тим, он не считался генератором идей, даже не претендовал, зато владел панорамным, системным мышлением и мог оперировать громадным количеством данных, раскладывая любую проблему на составные, взвешивая и соотнося сии части, выстраивая наново. По аналогии с компами Вадим нарёк это оперативной памятью. Однако и с обычной памятью у Гоги проблем не возникало: был он, что называется, энциклопедист и по складу ума больше годился в учёные, чем в технари. Только кого это сейчас волновало, кроме самого Гоги да ещё, может, Вадима?