— Это потому что они не знают, какой ты на самом деле, — парировал он с триумфом. — Ты же прикидываешься этаким ледяным принцем с трудной судьбой и трагическим прошлым. Они от этого с ума сходят. Никто из них не знает, какая ты сволочь, бесчувственная, расчетливая и самовлюбленная скотина. Никто тебя не любит на самом деле.
Брови Риддла поползли навстречу друг другу, как Роза и Джек из Титаника. Вид при этом у него становился весьма забавным: лицо выглядело почти по-детски обиженным и грустным.
— Искреннюю любовь переоценивают, — наконец сказал он, видимо, действительно размышляя над словами Гарри со всей своей риддловской дотошностью. — Зачем она мне? Мне хватает всеобщего поклонения. А тебе её недостает? Ты выглядишь убеждённым в своих словах.
Гарри чуть не выругался от досады.
— Нет, — соврал он. — Мне тоже никто не нужен.
Их беседа свернула куда-то не туда, и Гарри никогда в жизни не сможет понять, как это произошло.
Он резко поднялся из-за стола и ушёл в свою комнату, преследуемый чувством, что правила изменились, а он опять тупит и не понимает, как теперь себя вести.
Риддл вёл себя как-то по-другому, более дружелюбно и сдержанно, точно заезженную пластинку выкинули и поставили новую. Это пугало, потому что Гарри давно усвоил урок: если Риддл меняет тактику, значит, он придумал новый способ довести его.
Мальчик, подсыпающий ему в еду чесоточный порошок и толкающий плечом в коридоре исчез, теперь это был опасный парень, способный прочесть Гарри, как открытую книгу, а затем использовать полученную информацию в своих целях.
Они вполне цивилизованно поговорили и даже не подрались — это ли не знак приближающейся катастрофы? Риддл точно что-то задумал.
====== Глава 2 ======
Комментарий к Глава 2 Обычно главы задерживаются, а сегодня наоборот пораньше. Кто молодец? Я молодец) Визуализация Тома https://ibb.co/6YfqyPH Гарри https://ibb.co/DMG5Jgk
Утром Гарри проснулся задолго до будильника.
Попасть в министерство можно было часа через два, не раньше, но сон больше не шёл — Гарри привык просыпаться в шесть часов — время подъёма в интернате. За жалкие три года это въелось в него крепче самых стойких чернил: подъём, быстрое умывание холодной водой, зарядка, завтрак. Проспал — остался голодным. Опоздал на урок — отправился в класс наказаний. А уж в классе наказаний оказаться не хотел никто. Даже старшеклассники.
Лежа в кровати, он думал, как лучше поступить с Риддлом. Нужен был какой-то рычаг давления, чтобы он вёл себя, как приличный человек, а не выкидыш преисподней.
— Черч, а ты что думаешь? — Гарри покосился на премьер-министра.
Воображаемый голос Черчилля ответил: «Умный человек не делает сам все ошибки — он даёт шанс и другим».
— Хм, а ведь ты прав! — решил Гарри.
Мудрый всё же был джентльмен этот Черчилль. Дядя Вернон очень любил смотреть о нём документалки, а Гарри любил смотреть что угодно, помимо треснувшей стены в чулане и гонок пауков.
Что ж, он не станет делать ровным счётом ничего и даст Риддлу самому сделать первую ошибку. Может, он расслабится в домашней обстановке, выболтает что-то или забудет на столе компромат.
Тильда оставила ему сюрприз на пелёнке, и Гарри с облегчением погладил спящую собаку по мягкой шерстке.
— Ну ты засеря пушистая, — он боялся, что у неё снова проблемы с пищеварением, а у него совсем не было средств на врача для неё. Если бы неволшебных собак можно было бы лечить зельями, Гарри не раздумывая сам бы встал у котла, несмотря на свою жгучую ненависть к этому предмету. Но она была самой обычной, и её лечение стоило бы немало в мире магглов.
Всё налаживалось. Оставалось найти работу.
В ванную он отправился в отличном настроении и даже немного напевал себе под нос, пока чистил зубы. Это было так здорово — весело напевать и не бояться, что кто-то из его семейки заколотит в дверь с приказом немедленно заткнуться и убраться из ванной. Или какой-нибудь вонючий старик начнёт голосить, что он вылил всю воду и другим не хватает.
Про душ в интернате вообще лучше не вспоминать. Привычку мыться за секунды и в полном одиночестве он приобрёл именно там.
Первый раз Гарри сбежал из дома в девять лет, когда вернулся из интерната на каникулы. В тот день дядя Вернон не поскупился на ремень, а тётя Петуния больно отхлестала по лицу мокрым полотенцем.
После интерната Гарри твёрдо усвоил — если тебя обижают — нужно отвечать, а если не можешь — бежать. Он и побежал. Гарри шёл куда глаза глядят, но очень быстро попался бобби, и его вернули обратно.
А через пару дней он сбежал ещё раз, и с тех пор не было года, чтобы он провёл у Дурслей больше времени, чем на улице.
Где может спрятаться девятилетний ребёнок в благочинном пригороде? Его выуживали из старых коллекторных сливов, находили на заброшенных детских площадках, сажали на заднее сидение полицейской машины и везли домой. И каждый раз, когда констебль вёл его к Дурслям, Гарри сталкивался взглядом с дядей Верноном, поджидающим его на крыльце, как должен делать любой обеспокоенный родитель. И каждый раз его сердце сжимал дикий страх. Гарри знал, что его накажут в любом случае, но если он соврёт констеблю, то ему ничего не сломают. Поэтому он говорил, что сбежал из дома, потому что кузен не дал ему поиграть в приставку. Благодаря такому поведению, справке от школьного психолога и тому происшествию, из-за которого его сослали в интернат, он довольно быстро получил в полиции репутацию агрессивного, гиперактивного, взбалмошного ребёнка, с которым очень трудно сладить. Констебль Тейт говорил, что очень рад, что уйдёт на пенсию до того, как Гарри вырастет и начнёт громить улицы.
Зато в тринадцать он уже знал, куда нужно идти, когда ждать облавы на ночлежку. Сбегать летом получалось не всегда, иногда случались облавы и ему приходилось возвращаться, но всё равно он был свободен какое-то время и радовался каждому дню, проведённому вдали от «любящих родственников». Сбежать из интерната он тоже пытался, конечно, но там преуспеть в этом было просто невозможно.
Так он и рос: никому не нужным, вечно голодным и удручающе одиноким. Когда в Хогвартсе однокурсникам присылали посылки из дома, Гарри хотелось плакать от несправедливости. Но плакать он давно разучился, поэтому он стал сам зарабатывать себе на сладости, приятные мелочи и безделушки.
Гарри неторопливо сварил себе остатки кофе, сворованного у тётки, в жестяной кружке, и посетовал, что денег на новое нет. Денег вообще ни на что толком не было. Он щеголял вытянутыми на коленках хлопковыми штанами для йоги, которые очень любил за их мягкость, и растянутой до безобразия белой майкой. Лямка майки постоянно сползала на одно плечо, и ему приходилось её поправлять, штаны давно растянулись и сползали на задницу, стоило только забыться и не затянуть шнурки на поясе. Но это всё было неважно. Главное — он жив, и он в своей квартире.
Пачка дешёвых сигарет едва нашлась в бездонном кармане штанов, а вот зажигалку пришлось заменить розжигом для газовой плиты. Он распахнул окно в кухне, ведущее во двор, забрался на подоконник и после первой затяжки пригубил хорошо сдобренный сливками и сахаром кофе, прикрыв глаза от пронзительного удовольствия.
Сколько раз он мечтал об этом? Сколько представлял, как станет жить самостоятельно? Без всех этих криков, ругани, упрёков и унижений. В сухой, тёплой квартире без вечной вони помойки, пота и спирта. Это казалось чем-то невероятным! Словно прямо сейчас он скинул тяжкий груз со своей груди, что мешал дышать нормально. Стал, наконец, свободным.
Пусть дом больше похож на развалины Колизея, пусть по соседству живёт заклятый враг, пусть окно мутное от грязи и рама давно рассохлась и требует замены, а в щели лезут мушки… Этот запах: кофе, сигарет и свежести, какая бывает только после прошедшего мощного ливня по утру, этот запах искупает все мелкие сложности.
Так пахнет его свобода. И он готов был кричать в окно, кричать, как счастлив! Только перед глазами почему-то было мутно, но это ничего. Это от счастья помутилось, а не от слёз.