— Слава Мерлину! Я боялась, что тебя тоже потеряю, — пробормотала она ему в плечо.
— Никогда, — глухо ответил Регулус. — Этого никогда не случится.
Гермиона ощутила себя лишней.
Впервые в её присутствии миссис Тонкс дала волю чувствам. Она и раньше с нежностью говорила о будущем внуке, гладила супруга по плечу, пока тот рассеянно просматривал газеты, подыгрывала Доре, но все её улыбки словно не доходили до глаз. Гермиону смущала точная выверенность жестов миссис Тонкс. Казалось, если Андромеда улыбнётся чуть шире или рассмеётся чуть громче, явится приставленная к ней матрона и отругает за несдержанность.
Она была исключительно красива, почти как Нарцисса Малфой, а мать Драко обладала практически совершенными чертами лица. Однако и их легко было испортить. Чего стоило выражение на лице миссис Малфой, отразившееся при встрече с Гарри. Носик сморщился, как у мопса, губы изломила нелицеприятная улыбочка…
Андромеда эмоции прятала, тщательно скрывала. Она носила минимум косметики, а из украшений — лишь обручальное кольцо на безымянном пальце, и вообще отличалась от младшей сестры как день от ночи.
Однажды бабушка рассказала Гермионе сказку о королеве в далёкой-далёкой стране, которая прятала своё лицо под фарфоровыми масками. У неё была сотня масок на любой случай: для радости, грусти, гнева и даже для того, чтобы предаваться меланхолии… Но, когда её дочь умерла, ни одна маска не смогла выразить всего горя, что испытала королева. От её крика фарфор треснул и осыпался, и подданные увидели настоящие слёзы своей правительницы.
Дора с пустыми, бессмысленными глазами показалась из гостиной.
— Кто? — требовательно спросил Регулус, едва взглянув на неё.
— Гестия, — шёпотом сказала Нимфадора.
— Гестия? — глухо переспросила Гермиона. — Гестия Джонс?
— Да, Рудольфус Лестрейндж сразил её Авадой.
У Грейнджер задрожали руки, но вовсе не из-за использования магических сил, хотя выложилась она по максимуму. Удивительно, как легко было двигаться во время боя, крутиться, уворачиваться, сражаться, и как сложно пошевелить даже пальцем сейчас.
Гермиона оставила Регулуса с Тонксами и побрела наверх. Она еле-еле добралась до комнаты, которую уже несколько недель называла «своей». Солнечный свет, заливавший её медовым цветом, застал врасплох. Серость Литтл-Хэнглтона буквально впиталась в одежду, руки, кожу, глаза Гермионы, а здесь, в «Гнезде», ярко светило солнце, создавая разительный контраст с проклятой деревушкой. С тем, что творилось на душе. Гермиона яростно содрала с себя мантию, но смрад Литтл-Хэнглтона никуда не делся. Как будто темнота и паника впитались в её нутро и теперь расползались по комнате холодными мерзкими щупальцами. Им было тесно в ней, они рвались на волю.
Гермиона подошла к столу, где были бережно сложены все её записи и наработки, и раскрыла арифмантические таблицы. Цифры, формулы, уравнения… наиболее удачные комбинации, расчёт благоприятного дня для вылазки… Чушь! Что могла дать ей сухая статистика? Ей вспомнились занятия профессора Вектор и задачки, которые Гермиона щёлкала как орешки.
Успешность любого предприятия повышается при использовании Феликс Фелицис, но, стоит сделать глоток, и где-то в мире появится точка выброса негативной энергии, потому что в самой магии должен сохраняться баланс. Бред!
Тогда почему Волдеморту всё удавалось? Почему он торжествовал? Почему Джонс погибла, а мерзавец Лестрейндж был жив и здоров? Где баланс? Где?!
Грейнджер выдрала листок из тетради и остервенело смяла его в ладони. Боже, да ещё умудрилась порезаться о страницу. В носу вдруг защипало, а к горлу подкатил ком. Гермиона осела на пол и уткнулась лицом в колени. Ресницы неожиданно намокли. Слезами тут не поможешь, но плакало сердце.
Половицы скрипнули. Регулус сел рядом с ней. Гермиона тут же приникла к нему. Он не отверг, наоборот, прижал к себе сильнее. Она поднесла кулак к лицу, чтобы утереть слёзы, и уставилась на собственную руку, всё ещё стискивающую страницу. Формулы на бумаге расплылись, перепачкав пальцы и внутреннюю сторону ладони. Ничего не разобрать.
Рыдания подступили с новой силой.
Блэк осторожно выудил смятый лист из её руки.
— Это не стоит твоих слёз, Гермиона.
А что стоит?
Закусив губу, она исподволь посмотрела на Регулуса заплаканными глазами.
— Мне страшно, — слова сорвались с языка помимо её воли, и она тут же пожалела. Лишь бы удержаться от истерики. Лишь бы Блэк не начал её утешать, это сделает всё только хуже, но Регулус, слава богу, промолчал.
— Где твоя заляпанная грязью мантия? — спросила Гермиона, немного придя в себя. Она не знала, сколько времени просидела в тишине рядом с ним.
— Кричер сдувает с неё пылинки, а что?
— В ней ты выглядел героически.
Регулус безразлично пожал плечами, а его голос стал каким-то усталым.
— О… Тогда хорошо, что я от неё избавился: в чём-в чём, а в героизме Блэков никогда не подозревали.
Гермиона шмыгнула носом.
— Да уж, ляпнула, не подумав.
Внезапно он обхватил её лицо ладонями, заставив поднять глаза.
— Сегодня ты была героиней. Ты спасла ту женщину — магглу с ребёнком. Ты, а не я.
Гермиона отрицательно покачала головой. Какая из неё героиня? Ей было страшно. Хотелось бросить всё и убежать, но она не могла, пока к ней жался мальчик. Такой же напуганный, как она. Беззащитный, в отличие от неё. Его слабость придала ей силы.
— Я бы не продержалась, не появись ты вовремя. Моих знаний хватило только на щит и пару-тройку Конфундусов.
Регулус резко встал, лишив её убаюкивающего тепла, и грубо сказал:
— Поднимайся!
— Зачем? Что ты задумал?
— Давай, давай! Шевелись, Грейнджер! Хочу убедиться лично в том, что ты абсолютно бездарная волшебница.
— Ну, такого я не говорила, — слабо возмутилась Гермиона, с недовольством наблюдая за тем, как Блэк уменьшает мебель в её комнате, превращая уютную спальню в… комнату для тренировок?! — Я не буду с тобой драться.
— Вот как? — Блэк подхватил с её стола книгу сказок и бросил ей в руки. — Люпин прав. Тебе надо сидеть в «Гнезде», продолжать перевод детской книжки в поисках подсказок от бывшего директора. На большее ты не способна.
Гермиона онемела от возмущения. Если ему взбрело в голову проэкзаменовать её, то она ему покажет.
— Дуэль?
— Я не сомневаюсь, что ты вычитала много непонятных тебе самой заклинаний. Важнее, какие из них ты сможешь применить. Уверен, меньше меня, но хочу оценить, насколько всё плохо.
Гермионе было трудно признать, но в его словах было зерно истины. Она понятия не имела, что за чары применил Регулус в бою с Ноттом, даже название этой странной смеси невидимого хлыста и воспламеняющего заклятья. Его Империус в Министерстве магии также сработал выше всяких похвал. Блэки славились тёмномагическим прошлым, и ей никогда не победить Регулуса в игре на его поле. Её конёк — оригинальность, комбинирование боевых заклинаний с самыми неожиданными формулами.
— Начинай, как будешь готова.
— Петрификус Тотал…
— Протего! Не то, Гермиона, — поморщился Блэк, опустив палочку, и сияющий барьер, разделивший комнату надвое, исчез. — Только на произнесение заклинания ты тратишь уйму времени. Так не пойдёт. Оно не годится. Удиви меня! Сделай так, чтобы я не успел контратаковать. Заметь, я не буду пытаться задеть тебя.
Гермиона судорожно перебрала в уме вычитанные в учебниках чары, вспомнила занятия в Выручай-комнате и уроки Ремуса на третьем курсе.
— За это время я мог бы превратить тебя в жабу и обратно раз пять, если не больше, — издевался Блэк.
— Колворио!
Он с лёгкостью перевёл луч заклинания в лампу на подоконнике. Абажур оброс курчавой бахромой. Регулус драматично прижал руку к груди.
— Ты хотела лишить меня самого дорогого — моей шевелюры?
— Я хотела лишить тебя обзора! Фурункулюс! Титилландо! — на одном дыхании выпалила Грейнджер. — Мелофорс!
Три луча один за другим угодили в стену. Регулус был возмутительно быстр.