*
Комнаты были совершенно круглыми, расписанными всевозможными красками с преобладанием подсолнухово-жёлтых оттенков.
— Дочка постаралась, — заметив, что Ремус изучает стены, гордо сказал Ксенофилиус.
Да, здесь повсюду чувствовалась рука Луны. Ремусу нравилась эта девочка, она напоминала ему его самого в детстве — у него тоже долгое время не было друзей, пока Джеймс, Сириус и Питер…
Питер… Даже его имя причиняло Люпину душевную боль.
С потолка свисали искусно сделанные модельки волшебных существ. Некоторых Ремус опознал сразу, других видел впервые. Огромный печатный станок в центре комнаты потоком выплёвывал «Придиры». Нарядная ель с золотой звездой на макушке мерно покачивала тяжёлыми ветвями.
— Так ты говоришь, мне грозит опасность?
— Так и есть. Кингсли получил сообщение и отправил меня к тебе с предупреждением. «Придира» долгое время была единственным изданием, которое печатало правду.
— Так будет и впредь! — провозгласил Лавгуд, собирая свежие выпуски в кучку. — Меня не запугаешь! Наш первейший долг — помогать Гарри Поттеру!
— Да, — Ремус немного растерялся от уверенности в голосе Ксено, — но, кажется, у Пожирателей смерти лопнуло терпение. Ты должен быть осторожнее.
— Вы предлагаете закрыть мою типографию? Что именно сказал Кингсли?
Типографией Ксенофилиус гордо величал надрывно гудящий станок.
— Не закрыть — лишь приостановить её деятельность.
— Они не посмеют меня тронуть! — заявил Ксенофилиус, приняв позу оратора. — «Придира» завоевал сердца аудитории…
Стало кристально ясно, что свой дом Лавгуд покинет только под угрозой смерти, но ведь речь о ней и шла! Полчаса уговоров прошли впустую. Ослиное упрямство новоявленного светила свободной прессы показало, что он и не думал сворачивать деятельность. Ремус понял, что взывать к благоразумию Лавгуда было тратой времени, и надеялся только на не по годам мудрую Луну.
— Как твоя дочка?
— Луна? — Ксено несколько удивился сменой темы разговора. — Вчера она приехала на каникулы, а сейчас пошла на ручей, чтобы наловить пресноводных заглотов, — он разлил чай по квадратным чашкам. — Заглоты чудесно поют под Рождество, а какая из них вкусная уха!
Ремус вежливо отказался от предложенного к чаю угощения весьма сомнительного вида и свежести, когда увидел на серванте гипсовый бюст волшебницы в необыкновенном головном уборе, отдалённо похожем на диадему.
— Это Ровена Равенкло? Что у неё на голове?
— А, заметил! «Ума палата дороже злата»! — продекларировал Ксенофилиус, довольный вниманием гостя к его сокровищу. — Модель ещё в разработке. Не хватает сифонов для мозгошмыгов. Я взял за основу рисунок Луны.
— Я могу его увидеть? — взволнованно попросил Ремус.
Лавгуд покопался в груде бумаг на столе и вытянул знатно помятый пергамент, где той же рукой, что изобразила птиц, рыб и насекомых на стенах дома, был выполнен рисунок Основательницы Хогвартса.
— У Луны талант! Она в точности перенесла на пергамент облик Ровены Равенкло. Её статуя стоит в гостиной факультета.
Могла ли диадема быть крестражем? Внутренний голос подсказывал Ремусу: да!
— А эти розы. Взгляни, они как живые, — с любовью произнёс Лавгуд, показывая другой вырванный из альбома лист, на котором при наклоне проступали волшебные краски и складывались в изображение царственно алых цветов. — Это сорт «Львиная гордость», он назван в честь Розиты Гриффиндор. Она была сестрой Годрика и невестой Салазара Слизерина, — вдохновенно вещал Ксенофилиус, — её смерть от рук магглов положила начало вражде между Основателями. Красные розы как по волшебству проросли на её могиле. Тогда Годрик сорвал одну из них и приколол к своему плащу, провозгласив, что отныне портрет его сестры удостоится чести защищать его студентов. Вам она известна под именем «Полной Дамы». (1) Хотите посмотреть на эти диковинные цветы? У меня в теплице есть несколько черенков. Они заткнут за пояс любой питомник.
Ремус почти не вслушивался в болтовню Лавгуда, поэтому лишь рассеянно кивнул.
Они вышли на крыльцо, которое обрамляли две яблони, согнувшиеся от ветра. Дом Лавгудов стоял на вершине холма, откуда была видна вся округа. Блестящая лента ручья, большей частью скрытая трубками камыша, тянулась в низине, в нескольких местах пересекаемая аккуратными мостиками.
— Заглоты сидят в камышах, — просветил Ксенофилиус, обходя опавшие сливы-цеппелины, похожие на тряпочки, которые остаются от лопнувших шариков. — Им нравится слушать, как ветер поёт между стеблями.
Через трубки камыша вода, закрытая ледяной крышкой, получала приток кислорода, поэтому жизнь в его зарослях кипела полным ходом даже зимой, но Ремус уже убедился, что спорить с уверенным в собственной правоте собеседником бесполезно. Люпина куда больше занимал рисунок мисс Лавгуд, который он до сих пор держал в руках.
Издалека теплица напоминала гигантскую жирную гусеницу. Люпин был в паре футов от входа, когда по ушам ударил отголосок хлопка аппарации, неподалёку раздалось клацанье ног в мокром снегу. Со стороны ручья послышался крик.
— Луна! — воскликнул Ксенофилиус, оскальзываясь на замёрзшей грязи и заваливаясь на Ремуса. Люпин отпихнул его от себя и метнулся вперёд, обогнув голый кустарник. Пригнувшись, он выставил волшебный щит, спасший его от выпущенного из зарослей камыша заклятия. Движимый волчьим инстинктом, Ремус вслепую выстрелил в ответ. И попал! Вскрикнув от боли, противник шарахнулся в сторону.
Противник пятился и стрелял, но разъярённый Ремус не обращал на атаки внимания. После полнолуния прошло всего ничего. Люпину не нужно было видеть человека, чтобы знать, куда тот сворачивал в камышах. Он чуял его. Внезапно другой, знакомый запах, наполнил ноздри, и Ремус резко остановился. Стебли справа шевельнулись.
— Иммобулюс!
— Рефлекто!
Силой отражённого удара Ремуса развернуло, и он выронил палочку. Глядя на наглую улыбку выступившего из зарослей Регулуса, Люпин нахмурился.
— Как такое возможно? Что ты творишь?
— Брахиабиндо! — громыхнуло сзади.
Тело Ремуса туго обхватило верёвками, и ему ничего не оставалось, кроме как завалиться спиной в ледяную жижу.
— Девчонка у меня, Блэк!
Регулус кивнул кому-то. Люпин зарычал, попытался изогнуться и увидеть напавшего на него мага, но путы сжались ещё крепче. Грудь поднялась и упала. Он с жадностью поймал ртом воздух, на мгновение не способный вдохнуть.
Ремус завозился и снова встретил взгляд Регулуса. Блэк мягко покачал головой.
— Не дёргайся, иначе верёвка тебя задушит.
— Оставь его. Уходим!
Регулус подцепил носком туфли палочку Ремуса и зашвырнул её в ручей.
Дело было сделано. Пожиратели смерти покидали предместье Оттери-Сент-Кэчпоул, и Регулус был среди них. Одним их них. Заодно с ними.
На последнем шаге он крутанулся, позволяя себе раствориться в рывке аппарации.
Ремус бессильно закричал. Ветер над ним выл в камышах, будто волчья стая в холодную долгую зиму.
*
— Скажи! Скажи это ещё раз! — произнесла Андромеда.
— Регулус напал на меня, — пробормотал Ремус, пока Дора хлопотала над ним, накладывая одни сканирующие чары за другими. Ногу, на которой под коленкой осталась глубокая царапина от верёвки, она уже обработала летейским эликсиром. И где только научилась? Неужели от отца?
Друзья собрались в гостиной дома Мюриэль и внимательно слушали отчёт Ремуса о произошедшем в доме Лавгудов.
— А я предупреждал, что ему нельзя доверять, — сурово припечатал Рон.
— Не говори так! Его околдовали! — воскликнула Гермиона, вскочив на ноги. — Я ни за что не поверю в предательство!
— Империус? — спросил Гарри, с надеждой уставившись на Люпина.
На скованного чарами подчинения Регулус походил меньше всего, но Ремус выбрал нейтральный ответ:
— Всё может быть.
Гермиона при этом прерывисто выдохнула и нервно заломила руки.
— А что с Ксенофилиусом? — спросил Артур.