— Сашка, ниже! — еще на бегу скомандовал он.
Сашка и Коля дернули вниз. Все было проделано мгновенно, но момент упущен. Тот момент, когда как бы само собой, словно на крыльях, взлетает в воздух натренированное тело.
— Папка сдрейфил! Папка сдрейфил! — без всяких скидок на авторитет вопил Сашка.
— Ага, как у нас, так… — Видно, у Коли тоже были свои счеты с отцом.
Не желая быть заодно с хамсой, Игорь, уже опытный спортсмен, спокойно предложил:
— Давай, папа, сначала.
— Только с условием, — вытирая мокрый лоб и отдышавшись, повернулся к своим судьям Баруков, — ниже веревку, хлопцы. Еще пониже.
— Хитрый какой! — Саша был неумолим и неподкупен. — Как всем, так и тебе!
— А ну, сынки, помуштруйте батьку. Не только ему других муштровать, — довольная ходом дела, подзадоривала ребят Евгения Ивановна.
— Он же без тренировки. Давайте спускайте, — приказал братьям Игорь.
Приказ был выполнен.
— На старт! — подал команду Игорь.
Чтобы не снижать своей марки в глазах ребят, Баруков снова разбежался. За этим занятием и застала его секретарь районной газеты Рита Дорохова.
— Вот лучшее занятие для руководителя района, — не здороваясь, остановилась она у калитки. Как и всегда, в словах ее таилась усмешка. Не обидная, но понять это могли только те, кто хорошо знал Риту.
— Отставить! — охотно скомандовал Баруков, тяжело опускаясь на судейскую ступеньку. — А что думаешь, Аркадьевна, недурно бы ввести в административном порядке вот такую практику на всех предприятиях.
— Идея гениальная, особенно если представить такую линейку, районную физзарядку сейчас, во время уборочной…
— Не забудь, секретарь, когда станете составлять списки, включить и председателей совхозов. Нынче вы их маринуете только на заседаниях, а так будут они еще скакать через веревочку или на турнике висеть, — поддержала Дорохову Евгения Ивановна.
— Шутки шутками, а еще год назад я брал такую высоту, а вот сегодня — нет.
— Стареешь. — Дорохова поднялась на крыльцо и села рядом с Евгенией Ивановной. — Знаешь, Адам Андреевич, кого я встретила в Минске? Корреспондента Лемешонка. И знаешь, что он про тебя сказал? «Нетипичный, говорит, секретарь райкома».
— Почему? — захохотал Баруков. — Почему «нетипичный»?
— Не знаю. Может, ты при нем прыгал вот так через веревочку? Или еще что вытворял?
— Да нет, не прыгал. Мы с ним полрайона, можно сказать, пешком обошли. Газик мой, как это часто с ним случается, застрял, и вот мы с Лемешонком и передвигались целую неделю где пешком, где на попутных — на грузовике или на подводе.
— Довольно для того, чтобы столичный корреспондент сделал такое умозаключение.
— Т-так, нетипичный секретарь, значит? — повторил Баруков.
— Почему? А это я сама тебе объясню: неужто необходимо, чтобы жена первого секретаря занималась вот этим, — Рита кивнула на шитье в руках Евгении Ивановны, — даже в выходной?
— Я ей говорил: «Брось! Сходим в кино. Или просто так посиди, отдохни…»
— И вместе с тобой прыгай через веревочку, — засмеялась Евгения Ивановна.
— А что такое? И приятно, и полезно. Ты, Ивановна, тоже стареть начинаешь.
— Конечно, состаришься: днем школа, утром и вечером домашние дела, до полночи тетрадки… А в выходной — штаны ребячьи.
— Я же говорю, сто раз просил: «Брось». Ни в какую!
— Тебя жалею. Иначе бы тебе тыркаться с этими штанами.
Уловив подвох в словах жены, Баруков пожал плечами:
— С вами не сговоришься.
Он в самом деле убеждал ее: «Отложи все это, посиди, отдохни». Как будто придет кто-то и сделает за нее. А у него вечно райком, бюро, совещания, люди, командировки. Конечно, тяжело ей. Нужно, обязательно нужно придумать что-то. Баруков искренне давал сам себе обещание придумать, но очень быстро забывал о нем в ежедневной сутолоке. Да вряд ли и смог бы «придумать» реальный выход из положения.
— Сушай, Рита, — как и всегда, когда ему хотелось что-то сказать, немедленно, он в спешке проглатывал «л» перед гласными, — все еще пытался оправдать себя Баруков, — повторяю тебе: сколько раз просил ее — подыщи человека, старушку какую или девушку, пускай помогает.
— Говорил, но не искал.
— Да нет, Риточка, я сама не хочу, — вступилась за мужа Женя. — Теперь с нами мама живет моя. Старенькая уже, но все же хоть какая-то подмога. Зачем же чужого человека в дом? Не привыкла я к этому. На лето мама уедет — свекровь приедет. Так что ни к чему.
— Ну вот, сама видишь и слышишь, — заступничество жены подбодрило Барукова, — а тебе лишь бы нападать, лишь бы подрывать авторитет ответработников.