— Жалко тебе его? — догадалась жена. — Ну, конечно, жалко. Тем более все вы, и ты, знаете, что был не на месте. Ну, а раз так, похлопочите, подумайте, и пусть займет свое место. Надо же помочь человеку.
— И я так же думаю, Женечка. Он инженер-строитель, по всем отзывам отличный. Зачем нам отправлять его в область? Строительство и у нас, слава богу, не последнее дело.
— И хорошо сделаете.
— Жена у него славная. Характер надо иметь, чтобы вытерпеть такое собрание. А когда все кончилось, она на крыльце взяла его под руку, и вместе пошли домой.
— Может, и ей чем-то помочь, работу найти?
— Родить ей скоро.
— Тем паче райком должен подумать о них.
— Подумает, Женечка, райком, не бросит. Ты у меня тоже мой домашний райком. — Баруков притянул к себе и обнял жену. Только теперь заметил, что руки у нее в муке. — Ты что, будто с мельницы?
— Да пирожки к обеду задумала.
— Пирожки? — протянул он. — Пирожки — дело стоящее. А кроме пирожков?
— Это надо обсудить.
Баруков поглядел в Женины глаза, лукавые, смеющиеся, вскочил и закружил ее по комнате.
— Обсудим, обсудим!
Утром Протасевичу позвонили из райкома: в два часа вызывает Баруков.
Протасевич знал уже, зачем вызывает. Проборка будет за «самосуд» над Митькой Моциком. Однако оправдываться не собирался — не видел такой уже вины за собой.
В тот вечер Андрей был дома, сидел у только что протопленной печки, проглядывал газеты, когда к нему прибежали: выручайте, посоветуйте, как быть! Что делать?
Как быть? Что делать? Откуда он знал, что там приключилось и что надо делать.
Протасевич быстро оделся и пошел с хлопцами туда, где разыгрались события. «Герои дня» со связанными руками сидели в разных углах и, как затравленные волки, взирали один на другого, готовые в ту же минуту, только отпусти их, вцепиться снова друг в друга.
— Ну, что здесь у вас? — В задымленной, прокуренной хате главных действующих лиц Андрей сразу не разглядел.
— Подрались, — откуда-то из-за печи со смехом объяснил ломкий мальчишеский голос.
«И эти тут. Получают образование», — промелькнуло в голове.
— Из-за чего подрались?
— Из-за того, что не умеют у нас гулять… — не выпуская папиросы изо рта, задиристо выставил вперед плечо губастый краснолицый паренек.
— Брось курить! — чувствуя, как мгновенно, словно горячим железом наливаются мускулы, шагнул к нему Андрей. — Ты куда пришел и зачем?
А тот не спеша сплюнул окурок на пол и растер сапогом.
— Умный какой тут нашелся, — брезгливо кинул Протасевич и подошел ближе к тем, кто сидел по углам. — Ты откуда? — кивнул он растрепанному окровавленному хлопцу с распухшей верхней губой.
— Из Хорошева.
— Хорош, ничего не скажешь!
— Андрей Иванович, они не дают нам гулять… Сами командуют, — рванулся из другого угла свой, из «Победы», Митька Моцик. Его красный нос распух, как картофелина, и свернут был куда-то в сторону. Скособоченный руль.
— Не дают гулять?! Командуют?! — едва сдерживая бешенство, наступал на него Протасевич. — Сейчас вот я скомандую… Ты и ты, — показал он на краснолицего и на того, с расквашенной губой, — сейчас же вон отсюда, и чтоб ноги вашей больше тут не было! Слышите! Завтра же сообщу о вас правлению колхоза. Скажу — сам выгнал их. А ты! — повернулся он к Моцику. — Ты сию минуту марш за мной… Посидишь в холодном амбаре, может, разберешься на вольном воздухе, как надо «гулять». А вы! — так же пренебрежительно обратился он к девчатам. — Полюбуйтесь, с кем вы тут «гуляете». С этими пьянчугами! Противно взглянуть на них, а вы… Не срам ли на порог их пускать? Кавалеров нашли себе!..
Девчатам было стыдно. Лучше сквозь землю провалиться, чем слушать эти безжалостные слова председателя.
— Ну нечего отираться тут… Вон! — гневно повторил Протасевич вконец уничтоженным хорошевцам. Не попадая в рукава поддевок, те утратили уже всякую охоту к «гулянью» и, не вымолвив ни слова, один за другим поплелись к дверям. Только на улице очнулись: мол, не все еще потеряно, они еще покажут себя…
Митька Моцик, окруженный своими дружками, плелся покорно вслед за Протасевичем.
Когда дошли до амбара, где лежали колхозные ободы, хомуты, дуги, Протасевич приказал сторожу — деду Терешке — отпереть.
Неизменный герой всех пьянок и драк Митька Моцик заискивающе ловил взгляд Протасевича, надеясь разжалобить председателя. Но Андрей был неумолим.
— Отдай спички и нож!
Митька на потеху провожающим его вывернул карманы. Кто-то из хлопцев поднял с земли упавший коробок.